Крутая парочка
Шрифт:
— Надеюсь, с Бо этого никогда не случится, — фыркнула женщина. — Она ведь его обожает.
— Обожала, — поправил старик, шамкая беззубым ртом. — Неужели ты не заметила, Морин? Стефанр вставил ей в мозг микрочип, превратив ее в сущую ведьму. Теперь ее не называют иначе как Злобная Джина.
— Чепуха, — заявила Морин. На кончике ее сигареты тлело полдюйма пепла. Ковач громко кашлянул.
— Могу я повидать Нила Фэллона?
Женщина окинула его взглядом с головы до ног.
— Что вы продаете?
— Плохие новости.
— Он там, во дворе. —
Кухня была захламлена до предела и воняла прогорклым жиром и грязными тряпками — правда, запах сырости мог исходить от дохлой рыбы. Ковач не вынимал руки из карманов пальто, стараясь не думать о том, как Нил хранит свои товары.
Нил Фэллон стоял в дверях большого сарая. Он выглядел, как Майк лет двадцать пять тому назад, — крепкий, как бык, с мясистым румяным лицом и ямочкой на подбородке. Посмотрев на идущего через двор Ковача, он натянул защитную маску сварщика и возобновил работу над полозом аэросаней. Искры летели от паяльной лампы, словно фейерверк, сверкая на темном фоне сарая.
— Нил Фэллон? — крикнул Ковач, стараясь перекрыть шум аппарата. Он вынул из кармана значок и продемонстрировал его, держась подальше от искр. Ковач, полиция Миннеаполиса.
Фэллон шагнул назад, выключил лампу и поднял маску. Его лицо было бледным.
— Он умер?
Ковач остановился в ярде от аэросаней.
— Кто-то вам позвонил?
— Нет. Просто я всегда знал, что они пришлют копа сообщить мне об этом. Вы для него были куда ближе, чем я. — Вынув из кармана красный платок, он вытер пот с лица, хотя было отнюдь не жарко. — Что с ним случилось? Сердце? Или он напился и упал со своего чертова кресла?
— Я здесь не из-за вашего отца. Нил изумленно уставился на него.
— Я приехал из-за Энди. К сожалению, он умер.
— Энди?!
— Ваш брат.
— Господи, я знаю, что он мой брат, — огрызнулся Фэллон.
Дрожащими руками он положил на скамью паяльную лампу, снял грязные перчатки, сбросил с головы маску и отшвырнул ее, словно она обжигала его. Маска со звоном упала в кучу пустых канистр.
— Энди умер? Как? Этого не может быть!
— Похоже на самоубийство или несчастный случай.
— Самоубийство? Чушь!
Тяжело дыша, Нил Фэллон подошел к ржавому металлическому шкафу, достал оттуда полупустую бутылку виски и сделал два больших глотка. Потом он поставил бутылку, сплюнул, пробормотал ругательство и наклонился. Его вырвало прямо в снег.
“Каждый реагирует по-своему”, — подумал Ковач. Порывшись в кармане, он вытащил полоску жвачки.
— Господи! — Фэллон опустился на табурет, изготовленный из пня, и поставил бутылку между ногами. — Энди — и самоубийство!
— Вы были с ним близки? — спросил Ковач. Фэллон покачал головой и запустил пальцы в густые волосы цвета ржавчины.
— Если и были, то давно. А может, вообще никогда. В детстве Энди уважал меня, потому что я был старше, крепче и умел возразить отцу. Но он всегда был любимчиком Железного Майка. Я его за это ненавидел.
Фэллон
— Похоже, Энди был образцовым американским парнем, — заметил Ковач, намеренно растравляя старую рану. — Хороший студент, спортсмен, пошел по стопам отца.
Фэллон уставился в пол, плотно сжав губы.
— Майк всегда считал, что в Энди есть все, что ему хотелось видеть в сыне. В отличие от меня.
Вынув из кармана сигарету и зажигалку, он закурил, потом взял бутылку и сделал еще один глоток.
— Вы часто виделись с братом?
Фэллон снова покачал головой, но Ковач не был уверен, является ли это отрицательным ответом или просто попыткой стряхнуть потрясение.
— Энди приезжал иногда порыбачить. Он держал здесь снаряжение и оставлял лодку на зиму. Думаю, это была демонстрация братской заботы — как будто он считал своим долгом содействовать моему бизнесу.
— Когда вы в последний раз с ним виделись?
— Он приезжал в воскресенье, но мы почти не говорили. Я был занят — один парень покупал аэросани.
— А когда у вас в последний раз был серьезный разговор?
— Серьезный? Пожалуй, месяц назад.
— О чем?
Фэллон скривил губы.
— Энди сообщил мне, что он гомик. Как будто я и так этого не знал.
— Вы знали, что он гей?
— Конечно. Я знал это еще в старших классах. — Он снова глотнул виски и затянулся сигаретой. — Однажды я сказал об этом старику: мне надоело слушать постоянные упреки в том, что я не похож на брата. — Фэллон расхохотался, как будто весело дошутил. — Он так меня ударил, что едва не сломал челюсть. Никогда не видел его в такой ярости. Он, наверное, не настолько бы рассвирепел, даже если бы я сказал, что Дева Мария — шлюха. Еще бы, я согрешил против его образцового сына! Не будь старик прикован к креслу, он бы меня просто изувечил.
— А как выглядел Энди, когда рассказывал вам об этом?
Фэллон задумался.
— Напряженным, — ответил он наконец. — Очевидно, для него это было нелегко. Он уже рассказал обо всем Майку. Хотел бы я взглянуть на эту сцену. Удивляюсь, что старик не избил его. — Фэллон бросил на пол окурок и раздавил его ногой. — Странно, что он этого не сделал. Я знаю, каким для него это было ударом.
— После этого вы виделись с братом?
— Пару раз. Энди приезжал на подледный лов. Я уступил ему один из моих домишек, мы с ним выпивали. Думаю, он хотел, чтобы мы снова стали братьями, но что у нас оставалось общего, кроме старика? Ничего. — Фэллон выпустил дым из ноздрей. — А как Майк воспринял смерть Энди? Это он прислал вас сюда? Ну, конечно: не мог же он сам мне позвонить и сообщить, что его любимый сын оказался не таким уж идеальным! В этом весь Майк. Никогда не признает, что был не прав.