Крутая парочка
Шрифт:
— Молоко? Сахар?
— Спасибо, мне черный.
— А как насчет улик физического порядка?
— Боюсь, что они не выдержат лабораторных тестов.
— Он не оставил отпечатков пальцев на оружии?
— Нет.
— Тогда почему вы решили, что это убийство? Что-то было в медицинском заключении?
— Нет. Я пришел к этому выводу из-за положения Оружия. Оно не могло упасть туда, если бы Майк сам нажал на курок.
Аманда передала ему кофе и взяла свою чашку.
— Какой печальный конец, — задумчиво произнесла она. — Подумать
— У Майка был шанс наладить отношения с Энди, но он им не воспользовался, и тогда все покатилось под гору. — Ковач попробовал кофе, удивившись отсутствию экзотического привкуса. Напиток был самым обычным. — Энди надеялся, что их сблизит совместная работа, и предлагал Майку записать его воспоминания об убийстве Торна.
— В самом деле? Это Майк вам рассказал?
— Нет, друг Энди. Майк не захотел этим заниматься. Одно дело самому мучиться своими воспоминаниями, другое — делиться ими с кем-то. А Энди говорил вам что-нибудь об этом?
Сейвард поставила чашку и скрестила руки на груди.
— Не припоминаю. А почему он должен был обсуждать это со мной?
— Я просто подумал, что он мог упомянуть это мимоходом — ведь вы дружите с Эйсом Уайеттом.
— Мы не друзья, а просто знакомые.
— Очевидно, Энди оставил эту идею, — сказал Ковач. — У него в офисе я не нашел никаких свидетельств его интереса к тому давнему делу — ни досье, ни газетных вырезок. Если только они не находятся там же, где его ноутбук и материалы по делу Кертиса — Огдена. Но где они могут быть?
— Зачем, по-вашему, ему могло понадобиться копаться в прошлом отца?
Ковач пожал плечами:
— Думаю, он хотел понять, кем был Майк в течение двадцати лет после той ночи. А может, просто хотел завоевать расположение старика, притворяясь, что интересуется его прошлым. Вам виднее, был ли Энди подлизой.
Аманда задумалась.
— Ему всегда было важно докопаться до истины. Вот почему он так переживал, когда закрыли дело Кертиса — Огдена. Энди хотел сам завершить его, а ему пришлось просто отказаться от дела из-за признания Верма.
— Это я хорошо могу понять, — Ковач невесело усмехнулся. — Никто не предполагал, что я буду тратить время, пытаясь разобраться в смерти Энди — или, если на то пошло, в его жизни, — но я хочу знать, что произошло. Хочу чувствовать удовлетворение. Дело не должно быть закрыто, пока я не скажу, что его можно закрыть. Вот такой я человек.
— Это значит, что вы хороший коп.
— Это значит, что я старый идиот и неисправимый романтик. Однажды капитан сказал мне, что мне платят за расследование преступлений, а не за раскрытие их.
— И что вы на это ответили?
Ковач рассмеялся.
— Ему в глаза? “Да, сэр”. Мой банковский счет не выдержал бы отстранения от работы. А за глаза я назвал его… Нет, не могу повторить в присутствии леди.
Сейвард снова взяла чашку и сделала глоток, наблюдая за ним из-под ресниц. “Для женщины с подбитым глазом она выглядит чертовски
Аманда отвела взгляд.
— Вы спрашивали, просмотрела ли я досье. Разумеется. Я помню его почти наизусть. Во время расследования Огден несколько раз оскорблял Энди словесно и произнес пару неопределенных угроз, но в этом не было ничего необычного. А потом с Верма заключили сделку — и все кончилось. Не было никаких дополнений к делу после его закрытия. Огдену больше незачем было контактировать с Энди.
— А как насчет напарника Огдена — Рубела?
— О нем вообще не упоминается. По-моему, тогда его напарником был не Рубел, а Портер — Лэрри Портер. Лично я не сомневалась, что именно Огден подложил часы Кертиса в квартиру Верма, но доказать это было невозможно. Нам приходилось основываться на имеющихся фактах.
— Тем более что после признания Верма на вас бы набросился весь профсоюз за преследования Огдена, а начальство — за то, что разозлили профсоюз, — усмехнулся Ковач. — Не забывайте: вам платят за расследование, а не за раскрытие, лейтенант.
— А мне приходится жить с мыслью? что Энди, возможно, из-за этого покончил с собой, — тихо сказала Аманда.
— Возможно, — согласился Ковач. — А может быть, он убил себя, потому что его любовник не желал признаваться в своих наклонностях. Или считая, что отец навсегда отрекся от него, потому что он-то как раз признался. Не исключено, что Энди вообще не покончил с собой. Так что это совсем не обязательно ваша вина, хоть вы и терзаете себя. Ведь вы же наверняка постоянно думаете о том, каким образом могли бы предотвратить случившееся — если бы вы были достаточно проницательны, умели бы читать чужие мысли и угадывать будущее по кофейной гуще…
— Очевидно, прочитать мои мысли не составляет труда.
— Вот уж нет.
Ковач добавил про себя, что читать ее мысли для него, пожалуй, труднее, чем чьи бы то ни было. Ему редко приходилось сталкиваться с таким осторожным человеком, и это делало Аманду Сейвард еще более интригующей. Ковач хотел знать, какова она в действительности и почему стала такой, хотел проникнуть за окружающие ее стены.
— Мы с моей напарницей терзаем себя точно так же, — добавил он. — Я пытаюсь убедить себя, что это просто доказательство нашей принадлежности к человеческой расе. Но иногда думаю, что для меня было бы лучше отгородиться от нее полностью.
Какое-то время Ковачу удавалось отгонять от себя видения недавних событий — маленького неподвижного тела ребенка и окровавленного снега, — но они осаждали его все настойчивее.
Он подошел к французскому окну, выходящему на задний двор. Снежный покров при свете луны казался голубоватым, придавая пейзажу призрачный оттенок. Деревья окаймляли участок, скрывая его от взглядов соседей.
— У меня сегодня тоже потеря, — признался Ковач. — Застрелили маленькую дочь свидетельницы нападения, которое я расследую, — только для того, чтобы припугнуть мать.