Крутая волна
Шрифт:
— Смир-р-рна! — рявкнул он во всю глотку, и толпа матросов, привыкшая к этой команде, замерла. — Р — раз — зойдись!
Но матросы уже опомнились, опять загудели голоса, кто-то насмешливо заметил:
— Не надрывайся, боцман, не поможет.
Это насмешливое замечание окончательно вывело Пузырева из себя, и он, побагровев, заорал:
— Вы что, сволочи, бунтовать?
— Сам сволочь!
— Поиздевался — хватит!
— Чего на него глядеть? Бросай за борт!
— За борт! — подхватило сразу несколько голосов,
— Да я вас…
Но он уже ничего не мог сделать. Его последние слова утонули в могучем реве матросских глоток, десятки рук подхватили боцмана, подняли над черной шевелящейся икрой матросских бескозырок и понесли к борту. Боцман все еще что-то кричал, рот его кривился яростно и беззвучно, обнажая ровные ряды крепких зубов. Искаженное злобой лицо его красным пятном мелькнуло в воздухе и скрылось за бортом…
Унтер — офицер Карев, видевший все это своими глазами, опрометью бросился в. кают — компанию. И это был первый в истории корабля случай, когда нижний чин осмелился переступить порог офицерской кают — компании.
Поэтому первой реакцией на появление Карева было возмущение. Кажется, ему не было предела. Карев читал его в свирепых взглядах их высокоблагородий, в резком повороте головы старшего офицера, в брошенной на стол салфетке, в испу ганной роже вестового. Вытянувшись в струнку, Карев замер на пороге, у него дрожали руки и колени, отчего цепочка висевшей на шее дудки тихо позвякивала.
— Ты… ты куда лезешь, быдло? — с расстановкой произнес Поликарпов.
— Т — так что д — дозвольте д — д-дол — ложить, — заикаясь, начал Карев. — Бунтують! Боцмана Пузырева за борт выбросили — с.
— Что — о?! — Старший офицер грузно поднялся из-за стола, за ним вскочили все остальные. Они шли на Карева точно так, как шли только что матросы на Пузырева, и унтер — офицеру Ка. реву показалось, что сейчас и его схватят, поднимут над головами и выбросят. Он невольно попятился назад и, наверное, убежал бы, если бы окрик старшего офицера не пригвоздил его к месту:
— Стой! Говори толком!
И Карев, путаясь в словах, точно рыба в ячейках сети, торопливо рассказал о том, что творится на палубе. Выслушав его сбивчивый рассказ, офицеры долго молчали. Потом мичман Сумин сказал:
— Так они и нас…
— Надо доложить барону, — сказал лейтенант Мясников.
Старший лейтенант Колчанов, молча отстранив рукой Карева, шагнул было в тамбур, но лейтенант Стрельников схватил его за рукав:
— Вам что, Федор Федорович, жить надоело?
Колчанов обернулся, окинул всех презрительным взглядом и вышел.
Над палубой стоял невообразимый гвалт, появления офицера почти никто не заметил, и Колчанову, чтобы обратить на себя внимание, пришлась влезть на четыре ступеньки трапа, ведущего на мостик.
— Господа! —
— Товарищи! — И, когда толпа начала утихать, повторил: — Товарищи!
Стало совсем тихо, и в этой тишине отчетливо прозвучало:
— Гусь свинье не товарищ.
Посыпались смешки. Потом опять стихло, и до Колчанова долетели обрывки фраз:
— Энтот не из тех.
— Опять улещивать будет.
— Не буду я вас улещивать! — крикнул Колчанов, и тишина водворилась окончательно. — Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите знать, что произошло в Петрограде, что происходит в стране. Так вот: мы сами ничего об этом не знаем. До нас дошел только слух об отречении царя, официальных сообщений об этом нет. Возможно, что произошла та самая революция, которую вы так ждали.
— А ты не ждал? — спросил кто-то.
— Не знаю, — откровенно признался Колчанов. — Я знаю только одно: самодержавие насквозь прогнило, нужна новая власть. Какая? Я тоже не знаю. А к вашей революции примазываться не хочу, потому что не знаю, какие цели она ставит перед собой.
— Мы можем объяснить, — сказал подошедший к трапу Заикин. Поднявшись на две ступеньки, он продолжал: —Цели эти просты и ясны каждому здравомыслящему человеку. Мы хотим отдать землю крестьянам, заводы — рабочим, хо тим мира и свободы для всех. Ясно? — спросил он матросов.
— Ясно! — грянули голоса. — Правильно! Долой царя, помещиков и буржуев!
Заикин повернулся к Колчанову и спросил:
— А вам ясно?
— Не совсем. Чья же тогда будет власть, кто будет править Россией?
— Наша будет власть. И править Россией будут рабочие и крестьяне. Вам мы власть не отдадим.
— А я и не претендую, — обиженно сказал Колчанов и стал спускаться с трапа. Заикин, пропуская его, посторонился и сказал:
— Вот так и передайте господам офицерам. — И, уже обращаясь к матросам, крикнул: — Товарищи! Я тоже пока ничего нового, кроме того, что вы уже знаете, сообщить не могу. Сейчас мы свяжемся с берегом и узнаем подробнее. А пока прошу соблюдать революционный порядок…
Гордею не удалось вырваться в город: у конт- рольно — пропускного пункта дежурил целый взвод во главе с офицером. Гавань закрыли, с кораблей никого не выпускали. Гордей вернулся на эсминец, там кучками бродили матросы, митинговали, все корабельные работы приостановились, только возле камбуза человек пятнадцать чистили картошку — революция революцией, а есть что-то надо. Офицеров не бьиго видно, даже дежурный по кораблю ушел со своего места, наверное, тоже в кают — компанию. Унтер — офицеры попрятались по каютам, никому не хотелось отправляться вслед за боцманом Пузыревым.