Крутое время
Шрифт:
— Вы хотите сказать, Жанша-мирза, что Бизянов далек от правды, а новый правитель далек от цели возрождения своей державы? — холодно спросил Халел, как бы осуждая Жаншу за усмешку.
— «Уральский вестник» по своим материалам напоминает письмо Бизянова. «Храбрейший Дутов оставил город Оренбург… Колчак, освободив Западную Сибирь от красных мятежников, продолжает свой победный путь», — говорится в газете. Эти два сообщения опровергают друг друга и, точно ножки тагана, упираются в разные точки.
Халел задумался.
— Кому нужно это Центральное правительство, если от него нет никакой помощи? Не лучше ли протянуть руки к правителям в Семипалатинске и Тургае? Лишь сплотившись, встав плечом к плечу, мы сможем иметь какой-то вес.
Что останется
— Это очень ценное замечание, доктор. Надежда на Центральное правительство не приведет нас к желанной цели, мы должны отдавать ему лишь долг вежливости. Поэтому у нас с ними не взаимоотношения, не действенные связи, а так себе… официальная видимость. Хан Абильхаир протянул руку государыне Анне не ради ее красивых глаз, а чтобы сблизиться с могущественным соседом, чтоб перенять культуру передовой страны; он присоединился к России не для того, чтобы стать ее рабом, а для того, чтобы укрепиться, набрать силы и противостоять дерзкой Джунгарии…
Слова Жанши пришлись Халелу по душе… Холодное брезгливое выражение сошло с его лица. Поглаживая холеную черную бородку, он удобнее. уселся в кресле, откинулся к спинке, необычно оживился.
— Конечно же! Поэтому бий Бериша Исатай и поэт Махамбет восстали против потомков Абильхаира, забывших об этой великой цели! Это был вызов самому Николаю Романову!
— Еще восемьдесят лет тому назад это событие доказало, доктор, что для того, чтобы бросать вызов, необходимо единство. Сейчас я боюсь, что действительно будет как в басне про щуку и рака.
— Вас, адвокат, тревожат междоусобицы чинодралов?
— Да, и междоусобицы, и их честолюбие.
— Ну, пока еще живы Алеке и Ака, никто из этих продажных чинов не осмелится разорвать алаш-орду на части. Поэтому кулак велаята должен быть крепок и тяжел! Учи ребенка с колыбели, а сноху — с первого дня, говорят. Я недолюбливаю Гаруна. Это — чиновник-монархист. Однако с пройдохами он достаточно суров и намерен жестоко расправиться с теми безбожниками, что попались ему в руки. В этом я полностью его поддерживаю.
Жанша быстро взглянул на доктора. Этого сурового, властного человека он всегда считал недальновидным в политике и излишне прямолинейным в своих решениях и поступках.
— Политика — тоже искусство, доктор. Она любит прилежных, сметливых, гибких и деятельных. Не забывайте об этом, — сказал Жанша, тихо рассмеявшись.
В тот день маленький городок, казалось, распирало от боганей и знаменитостей всего Западного края. Утром в город въехал с шестьюдесятью джигитами знаменитый Тоба-нияз из рода Адай. Головной фаэтон легко мчала пара сивых рысаков; впереди на небольшом расстоянии лихо гарцевал на огромном вороном коне худощавый смуглый джигит в высокой черной шапке, туго перехваченной белым платком. Сбоку, будто стараясь проглотить всю пыль от фаэтона, неотступно скакали еще трое всадников, также накрепко обвязавших головы платками; в руках этой тройки — лишь короткие, толстые плети — доир с ручкой из таволги; поджарые, с широким крупом кони под ними отливали вороненой сталью; белели у них только челки, больше не найдешь светлой щетинки. Джигиты скакали без седел; по бокам коней болтались их длинные ноги в мягких кожаных сапогах без каблука. Изредка они крутили над головой крепкими, туго плетенными доирами, как бы угрожая: «А по спине не хочешь?!» Это слуги и конюхи батыра и бия То-банияза. За каретой скачут остальные всадники, группами в пять человек, и все на конях одной масти.
В руках первой пятерки — пики, концы их держатся ка правом носке в стремени; за плечами остальных висят луки, сбоку колчаны. Кроме оружия у всех доиры. В самом кокне кавалькады катится еще один свободный фаэтон, запряженный парой вороных. На козлах сидит один лишь джигит-кучер.
Тобанияз выехал сегодня из дома известного правителя
Кроме бия, богача, главы воинственного рода Адай Тобанияза и известного бия, помощника губернатора и члена Западного велаята Салыха Омарова приехало в городок множество биев и баев, хаджи и хазретов, ученых и чиновников-правителей.
— Собрание светлейших возглавит сам Жанша! Сам Жанша будет говорить речь!
— Зх, есть ли на свете человек красноречивее его!
— А Тобанияз? Говорят, стоит только Тобаниязу раскрыть рот, как утихнет даже ребенок в колыбели!
— Верно говоришь. Но он не красноречивостью, а своим могуществом силен. Почетнее в его роду нет человека. Без его воли ни один джигит не женится, ни одну девушку не выдадут замуж.
— Да, это тебе не простой казах!
— А Салых разве хуже? Он помощник губернатора, прогнавший со схода самого крестьянского начальника!
— Все они сильны своей властью, а наш Кабыл силен богатством! У него пять тысяч баранов, полторы тысячи верблюдов. Кабыл тоже перед твоим губернатором трусить не станет!
— А Ахметше из «Шеген кудыка»? Он владеет лучшей породы красными нарами и сивыми аргамаками, а кроме того, знаменит своей ученостью. Говорят, каждый аргамак его стоит тысячи рублей золотом. Попробуй-ка, вырасти таких коней!
— А хазрет Куанай служил имамом даже в мечети Ая-София!
— Эй, а почему забываете братьев Мусу и Жаншу?! Они, говорят, могущественней самого Карева из Уральска. В банках Петербурга у них лежат кучи золота и серебра!
Такие разговоры о собравшихся в город именитых баях, биях происходили в этот день по всему городку: и в магазинах, и возле мечети, и на базарной площади.
— Дорогие собратья! Глубокопочтенные, высокородные сыны Младшего жуза! Когда на свет появляется дитя, радуются отец и мать. Ликуют братья, светятся от счастья глаза сестер. Когда дитя начнет ползать на четвереньках, а потом встанет на ноги и впервые перешагнет порог дома и вступит в жизнь — радуется и торжествует уже весь аул. А когда он станет джигитом, соберет вокруг себя друзей, нукеров, сядет на коня и поднимет стяг, тогда уже радуется весь народ, считая, что у него есть надежда, что создатель осчастливил его, а судьба не покинула. В мире все соразмерно, все сопоставимо. Рождение мальчика можно; сравнить со стремлением казахов обрести самостоятельность, стать независимой автономией. Свое государство — это тоже дитя. Его тоже нужно растить, баюкать, пеленать, оно также нуждается в повседневной заботе, уходе, любви и внимании, его также необходимо воспитать, обучить гражданскому долгу, чести и ненависти… Государство и его органы управления переживают все времена роста и возмужания. Сейчас в Тургае, Джетысу, Сары-Арке зародились отделения нашего молодого правительства и уверенно встают на ноги. А Западный велаят на ваших глазах уже переступил порог и выходит в широкую жизнь. Он уже имеет свою администрацию, то есть свои органы управления, привел в порядок свою финансовую систему, образовал свою армию…
Так начал свою речь Жанша Досмухамедов.
Он говорил не слишком долго, но вниманием слушателей владел всецело, говорил красиво и вдохновенно, искусно разжигая национальное самолюбие присутствовавших.
— Казахский народ нуждается в самостоятельном государстве, подобном древним Иранскому и Туранскому царствам, Хивинскому и Бухарскому ханствам. Для этого у нас достаточно и богатства, и образованных людей. Требуется лишь целеустремленность, единство, гражданская честь и высокое сознание, а также убежденность в том, что наше государство не хуже всех других, — сказал Жанша в заключение.