Крутой поворот (Повести, рассказ)
Шрифт:
«Ну и дубина, - подумал Хилков, неожиданно успокаиваясь, - за денежки испугался. Да я и не думал их назад забирать…»
Они сидели молча минут пятнадцать, все время посматривая на два окна на четвертом этаже, где горел свет. Потом увидели, что в одном окошке свет погас, а в другом вместо верхнего зажегся ночничок. Врач вышел из дома, сел в «скорую». Вспыхнули фары, машина дала задний ход, развернулась и уехала. Хилков снова подцепил тросик, и они выехали со двора. На пустыре за Кировским заводом Хилков попрощался с Витюшей. Когда Винокуров уехал, он поменял на машине номера, открыл капот. Секретка на «Волге» была самая примитивная.
– мелькнула мысль.
– Может, уже обложили?»
Все последние дни Хилков нервничал. Иногда совсем беспричинно его начинало колотить, словно в ознобе, и мелко-мелко дрожали руки. В тот день, когда в «Звездных ночах» арестовали Кошмарика, Хилков, стараясь быть равнодушным, бросил зло: «Допрыгался, алкаш…» - но рука, поднявшая рюмку коньяка, предательски дрожала, и коньяк расплескался на скатерть.
Все это заметили, и кто-то сказал:
– Да ничего с ним не случится. Отсидит суток пятнадцать и вернется.
А Хилков-то чувствовал, что пахнут тут не пятнадцатью сутками! Злостное хулиганство - это уже не сутки, а годы. Да черт с ним, с Кошмариком! Пусть сидит! Но ведь он шел в «Звездные ночи», чтобы отдать Хилкову бланк техталона, купленный за сотню у одного пропившегося ханурика! Кошмарик брал техталон домой, чтобы вывести кислотой записи… А теперь он в отделении. Вместе со всей этой липой! У кого не возникнет вопрос: «А откуда у вас, дружочек, чистые бланки?» И что ответит на это Кошмарик?
Хилков давно ждал от судьбы какого-нибудь подвоха. Уж слишком везло ему в последнее время. С тех пор как «дернули» с отцом Федором первую машину, деньги так и повалили к нему.
Отец Федор был неуемным стариканом. Он подгонял и подгонял, не давая передышки, словно торопился куда. Бывали случаи, когда Хилков с Кошмариком и Фелей Николаевым «брали» по машине в неделю! «Пока есть покупатели, трудись, Женя, трудись», - скалил свои редкие зубы в кривой усмешке Федор Борисович, когда Хилков жаловался ему, что с этими машинами и пить забросишь. Да и краткосрочные отпуска за свой счет, которые брал Хилков для перегона машин, в парке давали с неохотой. А отдавать перегон Феле и Кошмарику не очень-то хотелось. Как-никак лишние пятьсот рублей. А они на улице не валяются.
После первой машины Хилков устроил с друзьями хорошую гульбу в «Звездных ночах». Коньяк, шампанское. На все вопросы, откуда тугрики, щурился хитро и сваливал на карты. «Хороший банк сорвал, братцы». Да это и было правдой. В картишки он играл теперь частенько - с легкой руки отца Федора ему и здесь везло. Теперь Хилков всегда был при деньгах. И вот странное дело - раньше ему никогда не было жаль спустить с друзьями несколько сотен в ресторане, купить знакомой девчонке дорогой подарок, а сейчас, пересчитывая очередную выручку, он с неохотой откладывал в карман полсотню-сотню на расходы. И пересчитывал вынутые из тайничка деньги, прикидывал, сколько еще надо «дернуть» машин, чтобы образовалась ласкающая слух сумма. Сначала он думал о десяти, потом и о двадцати тысячах. «Если бы сразу не пускал на ветер, уже имел!» - корил он себя.
Отец
– Ты, Женя, не сберкнижку ли часом завел?
– спросил однажды. И как он учуял? Уж с ним-то Хилков старался держать себя по-прежнему. Не скупился, не сквалыжничал. Помнил, кому обязан всем. А ведь отец Федор сам не «дергал» машины - доставал техталоны, указывал адреса, сводил с покупателями… Рисковали-то Женя да Кошмарик с Фелей!
– Да какая там сберкнижка!
– сказал тогда Хилков Федору Борисовичу.
– Еще засветишься с ней… Дома надежнее. Да и грошей-то - два раза выпить с друзьями.
– Что-то не очень ты, Женя, друзей теперь угощаешь, - усмехнулся отец Федор.
– Может, сам решил лайтой обзавестись? Смотри, дернут ведь.
– Ну мою-то уж не дернут!
– уверенно ответил Хилков и, словно спохватившись, добавил: - Да и не собираюсь я ничего покупать. А тугрики пусть лежат. Запас карман не тянет. Вот передышку дадите, Федор Борисович, ужо гульнем!
Федор Борисович усмехнулся и сказал только:
– Смотри, Женя, жалеть алтына - отдать полтину.
7
Познакомился с отцом Федором Женя Хилков полтора года назад, в новогоднюю ночь. Феля Николаев, Женин сменщик, попросил заехать за ним домой в два часа ночи и отвезти к приятелю в гостиницу.
– Понимаешь, договорился с другой Новый год встретить, а жена на дыбы, - сказал Феля.
– «Новый год, - говорит, - с семьей встречать полагается…» Такой мне выдала концерт. Вот я и хочу исхитриться - и дома побыть, и к другу успеть.
Женя Хилков заехал за Фелей на Обводной. Тот уже ждал около своего парадного. И не слишком пьяный. Хилков даже малость удивился - Фелю он знал давно.
В третьем часу ночи они были уже у гостиницы «Ленинград». Около подъезда толпился народ, слышалось нестройное пение, смех.
– Ну, дорогуша, выручил, - радостно сказал Феля, - за мной не пропадет. Еще раз тебя с наступившим… - Он вылез и пошел к гостинице, едва не столкнувшись со здоровенным бородатым стариком, подскочившим к машине. Старик был в красивой шубе нараспашку, с непокрытой головой. Хилков сначала подумал: иностранец. Но старик, распахнув дверцу, спросил его на чисто русском языке, совсем молодым, звонким голосом:
– Шеф, горькая нужна до зарезу! Много. И шампанское. Да ведь шампанское ты не возишь…
Хилков секунду помедлил, соображая: не промахнуться бы, потом сказал:
– Садись, папаша. Горькая тебе будет. Отъедем в переулок.
Старик уселся в машину, сиденье под ним охнуло. Хилков дал газ.
– Сколько тебе?
– Десяток наберешь?
Хилков присвистнул:
– Размах! Да осталось-то у меня четыре… Только предупреждаю - по шесть рублей. По случаю праздника.
– Он свернул в переулок, остановил машину.
– Вот дьявол!
– выругался бородач.
– Что это - четыре. Слону дробина… Людям выпить надо!
– Он махнул рукой.
– Ладно, давай четыре. Вот тебе сотня, хоть из-под земли найди еще! Хорошо бы и шампанского… Ну да это не обязательно. А водка чтобы была… Привезешь, поднимешься на шестой этаж. Шестьсот тридцать шестой номер.
Хилков оторопело слушал бородатого, пряча в карман сторублевку и доставая из-за сиденья бутылки с водкой… «Ну и умелец, вот это напор», - думал он, даже и не пытаясь возразить, а только дивясь его властному тону.