Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
— Он не выпивал?
— Стаканчик спирта, каждый раз после обеда. Совсем маленький стаканчик, и это удовольствие он растягивал на целый час, потому что лишь пригубливал.
— А в воскресенье? Вы ездили за город?
— Никогда. Сельская местность повергала его в ужас. По утрам долго нежились в постели. Потом муж занимался разными делами. Эти стеллажи — его работа, как и почти все, что у нас есть. После полудня мы шли прогуляться на бульвар Франс-Буржуа, на остров Сент-Луи и частенько обедали в ресторанчике у Понт-Неф.
— Он
Она покраснела и ответила вопросом на вопрос, как часто поступают женщины, когда они в растерянности:
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Ведь уже двадцать лет он работает вот так, правда?
— Он работает всю свою жизнь. Его мать была очень бедной. У него тяжелое детство.
— Однако сейчас он самый высокооплачиваемый переплетчик в Париже и часто отказывается от заказов, которые его не устраивают.
— Это действительно так.
— С учетом того, что он зарабатывает, у вас могла — бы быть иная жизнь — комфортабельная современная квартира и даже машина. А сего слов, у него никогда не было больше одного костюма. Да и ваш гардероб не кажется слишком изысканным.
— Я ни в чем не нуждаюсь. Питаемся хорошо.
— Но ведь вы тратите на жизнь не более трети того, что он зарабатывает?
— Я никогда не вмешиваюсь в денежные вопросы.
— Большинство людей работает с определенной целью. Одни ради домика в деревне, другие мечтают поскорее уйти на пенсию, третьи посвятили свою жизнь детям. У него не было детей?
— К сожалению, я не могу их иметь.
— А до вас?
— Нет. И вообще неизвестно, были ли у него женщины. Он довольствуется своей работой.
— Как же он распоряжается своими деньгами?
— Не знаю. Без сомнения он их вкладывает.
Случайно был найден счет на имя Стювеля в банке Агентства «О» Всеобщего Товарищества, расположенного на улице Сент-Антуан. Почти каждую неделю он делал небольшие вклады, соответствующие полученным с клиентов гонорарам.
— Он трудился исключительно ради удовольствия, которое ему доставляла работа. Ведь он фламандец. Я начинаю понимать, что это значит. Он мог часами возиться с каким-нибудь переплетом, только чтобы получить радость от сотворения прекрасной вещи.
Она говорила о муже то в прошедшем времени, словно ворота тюрьмы Санте уже навсегда отделили его от внешнего мира, то как о человеке, который должен вот-вот вернуться.
— У него остались связи с его семьей?
— Он никогда не знал отца. Воспитывал его дядя, который, к счастью, еще маленьким определил Франца в благотворительное учебное заведение, именно там он и обучился своему ремеслу. Условия воспитания были суровые, и он не любит распространяться об этом.
— Что вы собираетесь приготовить ему на завтрак?
— Рагу из ягненка. Он любит поесть. Вижу, вы хотите спросить, к чему еще, кроме работы, у него была страсть? Возможно,
— Были ли у него друзья до знакомства с вами?
— Не думаю, он мне никогда о них не рассказывал.
— Он обосновался здесь до вас?
— Да. Сам управлялся по хозяйству. Лишь раз в неделю мадам Салазар делала основательную уборку. И видимо, потому, что надобность в ней отпала, она невзлюбила меня.
— Соседи знают?
— Чем я занималась прежде? Нет. То есть я хочу сказать, до ареста Франца не знали. Это репортеры все разболтали.
— К вам стали хуже относиться?
— Конечно. Но Франц был настолько любим всеми, что сейчас у них появилось какое-то сочувствие к нам.
И правда, так оно и было. Если бы провести опрос на улице «за» и «против», то голосов «за» было бы значительно больше. Но жители квартала, и не только активные читатели газет, совсем не хотели, чтобы развязка наступила слишком быстро. Чем дольше сохранялись тайны, чем ожесточенней велась борьба между уголовной полицией и Филиппом Лиотардом, тем интересней жить.
— Что хотел от вас Альфонси?
— Он не успел сказать. Он только пришел, и тут вошли вы. Мне не нравится его манера входить сюда, как в публичный дом, не сняв шляпу, и обращаться ко мне на ты. Если бы Франц был здесь, он давно бы вышвырнул его за дверь.
— Он ревнив?
— Он не любит фамильярностей.
— А вас он любит?
— Думаю, что да.
— Почему?
— Я не знаю. Наверное, потому что я люблю его.
Он не усмехнулся. И шляпу, в отличие от Альфонси, он снял. Он не смотрел волком и не хитрил. Он просто честно пытался понять.
— Вы, конечно, не знаете, кто мог быть настроен против мужа?
— Конечно, нет. Я не могу ничего такого сказать.
— Нет ни одного свидетеля, что в этом подвале было совершено убийство. Однако эксперты утверждают это, а у меня нет доказательств, чтобы их опровергнуть.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, но Франц невиновен.
Вздохнув, Мегрэ поднялся. Он был уверен: она не предложит ему выпить, как обычно делают другие, думая, что именно так они должны поступать в подобных обстоятельствах.
— Я попытаюсь начать с нуля, — признался он. — Направляясь сюда, я намеревался обследовать все заново, сантиметр за сантиметром.
— Разве этого уже не сделали? Прошлый раз тут все перевернули вверх дном!
— Я не осмелился. Наверное, я еще вернусь. Возможно, у меня появятся к вам новые вопросы.
— Учтите: во время свиданий я все рассказываю Францу.
— Да, разумеется.
Он ступил на узкую лестницу, она последовала за ним. В мастерской было почти темно. Открыв дверь, они сразу же заметили стоявшего на углу Альфонси.