Крутоярская царевна
Шрифт:
Она ждала гостей: царского воеводу графа Чернышева и его двух адъютантов, из которых один был уже ее как бы нареченным женихом.
Нилочка задумалась, перебирая в голове все пережитое за последнее время.
«Много ли прошло времени – всего каких-нибудь месяца три, – а сколько воды утекло!»
Царский воевода граф Чернышев и его адъютант явились и были представлены крутоярской царевне ее женихом.
И пред столом, и во время обеда гости удивили и всех штатных барынь, и Петра Ивановича своим поведением. Одна Нилочка не была удивлена, хотя чувствовала
И граф, и его адъютант вели себя не только скромно и порядливо, не только вежливо, но даже чересчур по-холопски смирно. Оба вдобавок будто повиновались Неплюеву, а в обращении с Кошевой робели, конфузились и запинались в беседе…
И только раз граф Чернышев обмолвился. Говоря об Самаре, он заметил:
– Город губернский. Улицы какие! Кабаки – и те в кажинных домах. А мой любимый все-таки на той стороне Волги. Там, как ни налижися – будочникам в лапы не попадешь.
Все удивились было, но находчивый Никифор объяснил, что граф сказывает это про мужиков. Сам же в Самаре не бывал никогда, да в своем графском состоянии и не может будочников бояться или в кабаки ходить.
XXXVIII
К вечеру Неплюев выпроводил обоих гостей и остался с Нилочкой вдвоем у нее в горницах.
Девушка была любезна с ним, казалась довольной и спокойной, и только изредка какая-то тень набегала на ее худенькое лицо, будто утомленное всем пережитым за последнее время.
Никифор, оставшись с девушкой наедине, снова начал говорить ей о своей давнишней к ней страсти, которую должен был таить ото всех.
– Напрасно, – сказала наконец Нилочка. – Все-таки следовало мне тогда закинуть словечко. Почем знать, что бы было, кабы я давно это знала… А скажите мне, Никифор Петрович, – вдруг, будто решаясь, выговорила девушка, – зачем мы спешим с венчаньем? Нельзя ли обождать день-два?.. Приготовить все получше…
Никифор взволновался сразу.
– Зачем же откладывать?!
– Да вот приготовиться. У меня и платья подвенечного нет.
– Стоит ли из-за этого ждать, Неонила Аркадьевна?!
– А мне бы очень… очень хотелось.
– Нет, уж извините… Я не могу… Да и графу надо выступать дальше, походом.
– А вы хотите, чтобы он был у нас на свадьбе? Разве без него нельзя обвенчаться?
– Простите, Неонила Аркадьевна, а я так полагаю, что вы хитрить хотите. Я же отлично понимаю, что, как граф отсюда с войском выступит, вы откажетесь венчаться со мной. Ведь я не дурак! Я знаю, вы меня не любите теперь, я могу только надеяться, что потом полюбите, по пословице – стерпится, слюбится.
– Какой же вы подозрительный. Ну, так я вам скажу, что вы ошибаетесь совсем. Если б я не захотела за вас идти замуж, то не испугалась бы никаких угроз. А только вот что я еще скажу…
Нилочка подумала и снова заговорила:
– Видели вы Марьяну Игнатьевну с тех пор, что она заперта?
– Нет-с, не видал с того самого вечера, что приключилось это диковинное и неразгаданное несчастье с ее сыном.
– У меня до вас просьба, Никифор Петрович. Самая простая.
– Что
– Повидайте мою бедную Маяню.
– Зачем? – спросил Никифор странным голосом, и лицо его потемнело.
– Мне хочется, чтобы вы с ней побеседовали о чем-нибудь и хорошенько ее разглядели… Вы умный человек и мощете увидеть и решить, – как по-вашему: придет ли она когда в себя или на веки вечные лишена разума? Вот что мне хочется знать.
– Извольте, Неонила Аркадьевна, – глухо отозвался Никифор. – Хотя мне и не очень по душе видеть безумную женщину. Но для вас… Извольте. Когда прикажете…
– Да хоть сейчас… Я вас провожу к ней.
– Не поздно ли? Ночь ведь…
– Для бедной Маяни нет ни ночи, ни дня. Она всегда лежит на постели.
– Вы бываете у нее?
– Нет, никогда. Тяжело видеть мне ее. Я не могу. Другие все бывают.
– Говорит она?
– Говорит… Но все такое… Не совсем понятное… Редко понятно, а то надо догадаться. Чаще всего спрашивает, что Боринька и когда приедет из столицы на побывку…
Никифор не ответил, и наступило молчание.
– Так как же? – выговорила наконец Нилочка.
– Что-с?
– Пойдем мы к Маяне?
– Пойдемте. Извольте. Только я долго сидеть у нее не буду. Тяжело, как вы сами сказываете.
– Зачем долго? Вы сразу увидите все… И можете мне сказать: есть ли надежда на ее выздоровление. Минут десять довольно. А я вас подожду у дверей ее горницы.
XXXIX
Нилочка встала и двинулась. Неплюев, несколько угрюмый, последовал за девушкой. Пройдя гостиные и обе залы, они поднялись в следующий этаж и скоро были у двери горницы, где уже давно жила безвыходно сумасшедшая.
Дверь оказалась запертой снаружи.
Нилочка позвала горничную из соседней комнаты.
– Ты, Саша, теперь дежурная? – спросила она.
– Точно так-с.
– С каких пор?
– С утра. Я днем дежурю, а Маланья по ночам. Так завсегда-с.
– Когда ты входила к Марьяне Игнатьевне?
– Раз десять была и в сумерки была, – солгала Саша.
– Что она?.. Как сегодня?..
– Ничего-с… Все так же-с…
– Тиха?.. Молчит?..
– Да-с. Как завсегда… Будто все спят. Покушают и опять лягут и глаза закроют. И лежат… Редко когда Бориса Андреевича кличут. Иногда, бывает, вас тоже поминают… А то вот их… Больше никого…
– Меня? – чуть не вскрикнул Никифор.
– Да-с, вас, – ответила Саша.
Никифор вдруг стал еще угрюмее и наконец вымолвил, обращаясь к Нилочке:
– Право, не знаю, Неонила Аркадьевна, зачем вам желательно… Пожалуй, она признает меня… А ведь она не любила меня. Будет ей, пожалуй, неприятно увидеть.
– Где же ей вас узнать, Никифор Петрович, – заметила горничная. – Она никого как есть не признает.
– Ну, извольте… – вздохнув, сказал Неплюев.
Горничная отомкнула замок. Никифор вошел в комнату, а Нилочка осталась за дверью, судорожным движением замкнула замок и припала головой к дверям, трепетно прислушиваясь.