Крутыми верстами

Сташек Николай Иванович

Глядя на ликующего ребенка, Дремов и сам обрадовался. Вроде повеяло здесь, у речки, родным, домашним теплом.

Когда угощения были закончены и Тузов завел мотор, Дремов, потрепав поочередно ребят, поспешно сел в машину. Оказавшись на бугорке за речкой, там, где когда-то немцы держали свое боевое охранение, оглянулся. Ребята оставались на том же месте. Они смотрели в сторону машины. Было видно, как Колька, помахивая одной ручкой, другой бережно прижимал к себе сохраненный помидор.

…К райцентру Мраморное, где собирались впервые после войны ветераны дивизии, подъехали, когда жар уже спал. Слабый

ветерок шевелил запыленную листву тополей, на дороге то здесь, то там вихрились фонтанчики пыли. На первый взгляд могло показаться, что в городке все выглядит буднично. Но центральная площадь была празднично украшена.

Под кронами деревьев красовалась недавно сооруженная трибуна. На площади и убегающих от нее улицах — живые цветы. Настроение поднялось, на душе стало весело.

Не успела машина остановиться, как из глубины сквера к Дремову поспешил полковник Новиков. Следом за ним торопились несколько мужчин и две женщины. Дремов, расправив плечи и ускорив шаг, пошел им навстречу. Через минуту он оказался в крепких объятиях своего бывшего боевого заместителя. Не успел Новиков отступить от командира, как к нему одновременно бросились разведчик Сорокин и сапер Косицын. Стуча по асфальту деревяшкой, расталкивая других, к Дремову дотянулся разведчик Васек — отчаянный парнишка-цыган. Встряхнувшись, Васек зазвенел многими своими медалями, а затем выпрямился и, сверкая горящими глазами, рассмеялся:

— А здорово мы им здесь дали, товарищ генерал! А теперь вот с ней, — он стукнул деревяшкой, — трудимся в кузнице. Чиним плуги да бороны. Почивать некогда.

Воспользовавшись наступившей заминкой, к Дремову подошли бывшие связистки. Приветствуя своих боевых девчат, Иван Николаевич поинтересовался у каждой из них, как сложилась жизнь. Оказалось, что бывшая телефонистка Маруся, успешно отбивавшаяся от назойливых кавалеров все годы пребывания на фронте, после окончания войны вышла замуж за своего покровителя — капитана Зубкова, который теперь сидит в Арктике на радиостанции, а радистка Юля работает начальником радиоузла в рисоводческом совхозе на Кубани.

— Так, где же наши остальные? — оглянулся Иван Николаевич вокруг.

— Где-то заскочил за папиросами Петр Великий. Все выбегал на дорогу. Волнуется. Здесь капитан Лаптев, а доктор Решетня у пруда. Греет телеса.

— А как Заикин? — спросил Дремов. — Писали, что якобы возвратился из госпиталя.

— Возвратился и бывал в полку, все разыскивал дивчину, которая была у него в медпункте, да ординарца, а служить его оставили на армейских курсах. Готовил нам кадры младших лейтенантов.

— Так нашел он Зинку, — забегая вперед, подсказал Сорокин.

— Ну да. Не только нашел, но и стала Найденова его женой.

— Что, что? Найденова?! Зина?! — воскликнул Дремов, меняясь в лице. — Где они?

Не поняв причины возбуждения командира, Новиков несколько растерялся, но после небольшой паузы продолжил:

— Возвратился он без руки, но все такой же неугомонный. Как-то ночью, были мы уже на Дунае, разыскал штаб и с полного хода врезался своим трофейным «хорьхом» в железные ворота. Ну, конечно, из радиатора потекло, мотор заглох. «Что ты творишь, буйная твоя голова?» — спрашиваю у него. Ржет вовсю. «А что? Пусть знают наших». Смотрю, сидит Зина, смущенная, на широком

кожаном сиденье в углу. «Вот! — кричит, указывая рукой. — Нашел в медсанбате. Теперь все. Можете поздравить!» Поздравил и…

— Постой, — перебил его Дремов. — Где они теперь? Не тяни! Не рви душу!

— Сейчас все расскажу: поженились, а как только закончилась война — укатили к его матери на Урал. Там у них родилась дочка, а Зинуля его приболела. Врачи посоветовали сменить климат. Переехали в Краснодар. Переписываемся. Сообщили, что оба учатся.

— Учатся? И она?

— Ну да. Он заочно в Московском литературном институте, а она в медтехникуме. Собирались сюда, но заболел ребенок. Писал, что если дела поправятся, то в конце месяца обязательно поедет в институт. Что-то вызывают.

Появился возбужденный полковник Великий. Вытянув длинные руки, бросился к Дремову.

Выглядел полковник хорошо, молодцевато, но в тридцать с небольшим виски покрылись сединой. После успешного окончания академии служил в штабе одного из военных округов.

— Так расскажи о службе, — обратился к нему Дремов.

— Вроде все нормально. Сидим, трем штаны. Начальство не жалуется.

— Ну да. Трете штаны. А вот это от чего? — Дремов присмотрелся к седеющим волосам. — Рановато!

— А, ерунда. У нас в роду все такие. А тут вроде и кстати. Сейчас многие даже подкрашивают. Для солидности, что ли?

— Понятно. Небось, как и в академии, сидишь без передыха?

— Да как вам сказать? Попал в солидный штаб, а там без работы не останешься. Находится она и зимой, и жарким летом, но тут, как говорится, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Службу избрал добровольно и, прямо сказать, не сожалею.

— А как душевные дела? — лукаво скосилась на него Маруся.

Уклоняясь от вопроса, Великий делал вид, что не слышал его, но все же покраснел. Видно, вспомнилось, как однажды, после какой-то небольшой пирушки, когда полк находился во втором эшелоне, сделал неудачную «вылазку». Бес толкнул побаловаться с недотрогой телефонисткой, а потом не мог смотреть ей в глаза, избегал ее взгляда.

— Тут пока темный лес, — как всегда, по-юношески засмеялся Великий. — Время дороже денег. Его не хватает.

Опираясь на палку, поспешил к командиру майор Бойченко. Утирая пот, широко улыбнулся:

— Командую в леспромхозе женским гарнизоном. Получается что-то вроде свадьбы в Малиновке. Вот только с пляской не все ладно, — похлопал он по самодельному протезу.

Подошел капитан Рындин. Он располнел, голос стал хриплым, но с махорочной цигаркой до сих пор не расстается. После ранения на Днепре долго мотался по госпиталям, а когда был признан негодным для строя — возвратился на прежнюю службу, в органы внутренних дел.

— О, моя милиция меня бережет! — прокричал майор Безродный, выпрыгнув на ходу из подошедшего автобуса.

Дремов не переставал думать о том, как после возвращения в Москву он разыщет Заикина, а затем вместе с ним или даже не дожидаясь его полетит к Зине. «Вот найти еще Аннушку. Какое было бы счастье!» — сжималось его сердце, хотя и чувствовал, что теперь о» уже не одинок.

К нему решительно протиснулся Иван Решетня. Приложив руку к головному убору, вытянувшись, как истый службист, и не моргнув глазом, стал рапортовать: