Кружева Бессмертия
Шрифт:
Небо рухнуло на землю, добивая выживших; небо рухнуло на землю — и Уолт закричал, умирая последними своими воинами — черными рыцарями, сражавшимися с нахлынувшим заклинанием до последнего вздоха. Закричал — и рухнул на поле вслед за небом, скованный алыми молниями.
Где-то в бездонных глубинах души…
— Прости, Посланник.
— Что ты говоришь?
— Прости меня, Посланник. Чтобы победить меня, ты отказался от последнего, что было в тебе твоего.
— Мне не нужна твоя жалость!
— Прости, что мы не искали тебя. Прости, что я думал только о Кшанэ и о себе. Прости, что мы не помогли тебе.
— Замолчи!
— Прости за то, что я сделаю, Посланник.
Седая безбрежность исчезла.
До самого горизонта простиралась октариновая равнина, покрытая застывшими эннеариновыми волнами. На гребне самой высокой волны повисла чудом уцелевшая морда стальной свиньи. Ни следа армии Уолта, казавшейся в начале боя бесконечной.
Он стоял посреди армады Посланника, и гирлянды огненных молний удерживали его. Рядом валялся фрактальный клинок, обвязанный такими же пламенными перунами. Неподвижно застыла нечисть. Замерли предавшие Легионы Света. Маги не творили заклинаний. Замки и ковры-самолеты опустились на равнину.
Восьмиглавый слон нависал над Магистром. В глазах олифанта — мертвая пустошь. Теперь еще более мертвая.
Тень смотрел на Уолта из глаз Посланника. Такой знакомый — совсем неизвестный Тень. Тень Посоха.
— Прости меня, — прошептал Уолт.
На западе небо потемнело от стрел. Нечисть встрепенулась, разворачиваясь. Как бы ни были быстры лучники, но им требовалось время: достать стрелу из саадака, натянуть тетиву, взять упреждение. Так даже лучше: раненая нечисть разойдется от вида собственной крови и будет рвать неведомого врага, позабыв обо всем на свете.
В глазах олифанта застыл немой вопрос. Посланник уничтожил всех воинов Уолта, собрав воедино Мощь Посоха и сокрушив Силу Меча. Кто же сейчас вошел в Поле сражающихся Метаона и Меона, пренебрегая жизнью? Уж не слуга ли Космократора?!
Посланник ошибся. Нечисть спешила к неожиданно объявившемуся противнику, но ливень стрел не иссякал. Бестии, напоминая подушечки для иголок, падали, поскальзывались в собственной крови, каждую тварь пронзило не меньше двадцати стрел.
И ведомые с запада Ланом Ами Воном воины с чо-ко-ну не собирались прерываться. Фаланга Намира Алкмида в восемь шеренг надежно защищала стрелков от сумевших выбраться из-под острого града бестий.
— Прости меня, Посланник, — прошептал Уолт, сбрасывая молнии.
На юге в небо ударили столпы огня, и поспешно поднимающиеся в воздух ковры-самолеты врезались в пламенное облако. Засмеялась Ульнамирэль, когда слабые заклинания Водных Щитов попытались остановить ее пылающую ярость. Шагающий рядом с эльфийкой Тахид аль-Арнами неистово молился, приплясывая. И Священный Свет, даруемый Ангни для защиты
— Прости меня, Посланник, но я остановлю тебя, — сказал Уолт, наклоняясь и сгоняя молнии с фрактального клинка.
На востоке затрещали, рассыпаясь, каменные воины и горгульи, поспешившие защититься броней Гранитного Лика. Мелькали шпага и дага Дигнама Дигора, сопровождаемого отчаянными друзьями-бретерами, и камень уступал стали. Рядом с Дигнамом недовольно цокал языком Винченцо Дин Роами, в каждой атаке художника видя возможные просветы для одного-единственного смертельного удара. Сабли в руках Винченцо жили своей жизнью, лишая оной горгулий, непонимающих, как ощетинившиеся шипами крылья не могут достать этого смертного, хотя он не уклоняется и не защищается.
— Прости меня, Посланник, но я остановлю тебя, даже если мне придется убить тебя, — сказал Уолт, поднимая фрактальный клинок.
Замки на востоке обваливались. Маги бросали заклятия, плели заклинания, но Стихии и Начала не поспевали за Тонамином из рода Железного Камня. Стоило метательным топорам гнома коснуться стен или скалы — и возведенные на алой тверди крепости крошились, словно сухари. Тир Иман и Ханамид кружили вокруг Тонамина, и могучая палица минотавра вкупе с лабросами горгулий надежно сдерживали порождаемых Хаосом и Порядком существ — от отчаяния маги Посланника прибегали к тщательно хранимым запасам, но и креатуры Изначальных не могли одолеть защитников гнома.
— Прости меня.
Взмах фрактального клинка.
Слон упал, набухая изнутри ржавым пламенем.
Не нужно слов. Нет слов. Да и не будет — говорить ничего не надо.
Рыжее облако отпускало с неохотой. Дай ему волю — и оно бы сожрало обоих: победителя и проигравшего. Но неписаные правила, они же фундаментальные законы, требовали выпустить Уолта.
Победителя.
Посланник остался внутри. Сплошной клубок рыжего огня, теряющий очертания. Несчастный дрожащий старик. Убийца, на чьей совести жизни Райхгера Цфик-лай-Торага, Лизара Фоора и Варрунидея Асирота.
Ты не лучше, Уолт. Просто ты оказался сильнее. Изменился — и победил. Но ведь и Посланник изменился. Да, изменился, но ты, Уолт, остался самим собой. Не дал Тени власти. Никогда, даже ради победы, не прибегал к нему как последнему доводу. А Посланник отдался Силе, и там, в мире, созданном столкновением Меона и Метаона, сражался не он, а Тень Посоха. Сила, неподконтрольная и неподчиненная. Помыслившая себя Единственной — и потому проигравшая.
Вместе с Посланником.
Рыжий огонь погас, облако растаяло. Уолт Намина Ракура стоял посреди Цитадели Архистратига Нижних Реальностей и никак не мог понять, что ему теперь делать.