Кружным путем
Шрифт:
– Пожалуй. – Зараженный оптимизмом Майлза, Пол на какое-то время взбодрился, но когда адвокату ни с кем не удалось связаться, снова пал духом.
– Будем продолжать в том же направлении. Во всяком случае, сейчас. А до тех пор, пока кого-нибудь не найдем, вы можете оставаться у меня.
Пол снова кивнул. Ему хотелось одного: по-детски подчиняться. Если Майлз советует остаться у него, он останется. Слушаюсь, сэр. Он был измотан, устал как собака и хотел одного – уронить голову на подушку.
Майлз объяснил жене. Пол слышал, как он шептался с ней в соседней комнате. Затем адвокат провел его наверх, мимо детской,
В конце коридора оказалась небольшая гостевая спальня.
Адвокат щелкнул выключателем.
– Располагайтесь как дома. Если захотите принять душ, ванная в коридоре. Подушки в шкафу.
– Спасибо, – поблагодарил его Пол. Если вспомнить, что произошло на мосту Трайборо, ему в самом деле остро требовался душ. Но сил не осталось.
Майлз уже собрался уходить, сделал несколько шагов к двери, но вдруг обернулся.
– Я все время буду набирать тот номер. Не застанем его сегодня – застанем завтра. И не тревожьтесь, мы их спасем. И Джоанну, и девочку. Сделаем все возможное.
Отличная молитва на сон грядущий. Пол на это сильно надеялся.
Он снял ботинки, носки и, не потрудившись достать подушку, лег на кровать.
Он проснулся в середине ночи. Часы показывали четырнадцать минут четвертого.
Какое-то время он не мог сообразить, где находится и что с ним произошло. Даже решил, что рядом лежит Джоанна, а в соседней комнате мирно посасывает пустышку Джоэль.
Но вот вернулась действительность. Пол понял, куда попал. И почему. Восемнадцать часов наступили и истекли, и теперь неизвестно, жива ли его жена. Он закрыл глаза, стараясь снова заснуть.
Но не сумел.
Наоборот, возбужденный, на грани отчаяния и паники, он совершенно проснулся. Перевернулся на бок, затем на другой. Достал из шкафа подушку, снова лег и закрыл глаза. Никакого эффекта. Мысли безостановочно проносились в голове.
«Привет, Ариас, рад тебя видеть».
«Буэнас ночес, [26] Пабло».
26
Buenas noches – доброй ночи (исп.).
«Галина, привет».
Пол представил, как Джоанну выводят из комнаты. Его жену, его королеву воинов.
Через час он поднялся.
Стояла гробовая тишина. В такое время человеку кажется, что он на планете один.
«Не будь дурачком, – говаривал ему отец, когда он начинал дрожать под одеялом. – Темнота ничего тебе плохого не сделает».
В это трудно поверить. Ведь ему постоянно твердили, что и многие другие вещи ничего плохого ему не сделают. Например, рак. Но он истощил его мать, превратил ее в скелет, и она умерла за три дня до одиннадцатилетия сына. Отец держался отстраненно и не часто появлялся дома. Кормилицей семьи была мама. Пол много и истово молился о ней. И когда она все-таки угасла, когда их семейный священник взял его за руку, а маму – да нет, не маму, а всего лишь ее тело – понесли вниз по лестнице, завернув в простыни, он втайне отрекся от веры в высшие силы. И нашел утешение в холодной логике цифр. Он построил вселенную порядка и согласованности, где царили строго просчитанные вероятности и процентные соотношения. Где всегда можно определить
Пола не случайно потянуло к профессии, единственная цель которой – держать под контролем риски.
Выражаясь языком актуариев, уменьшать вероятность нежелательных событий.
Но в эти дни умение принимать в расчет риски его как будто оставило.
Пол скатился с кровати и встал босиком на доски. Они показались ему холодными и какими-то древними. В комнате не оказалось ни телевизора, ни радио.
А ему требовалось какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься. Что-нибудь почитать.
Он на цыпочках спустился по лестнице, но ступени все равно скрипели и стонали. Пол понятия не имел, где включается свет в коридоре, и от перил пробирался к стене на ощупь.
Наконец он оказался в кабинете Майлза и, пошарив рукой, обнаружил выключатель.
Щелк.
Подошел к книжным полкам. Хорошо бы нашлось какое-нибудь легкое чтиво. Но ему не повезло. В кабинете стояли книги, наличие которых и следовало ожидать у юриста. Тома, посвященные праву, – целые скопища. Толстые, в кожаных переплетах и нисколько не привлекательные. А кроме них, еще несколько изданий, но ничего интересного. Еврейская библия в треснутой, облупившейся обложке, «Каббала» и вафельно-тоненькая книжица под названием «Книга Руфь».
На худой конец хотя бы это.
Пусть будет Руфь. Хоть какой-никакой сюжет.Пол не без труда вытащил томик, поскольку он был зажат между «Статутным правом нью-йоркской недвижимости» и «Принципами судебного законодательства». Но тут из него посыпалась кипа листков.
Пол наклонился, чтобы их подобрать.
Судя по виду, это были старые письма. От совершенно пожелтевших до относительно белых, с желтоватым оттенком. Они начинались с обращения:
«Дорогой папа, папочка, папуля… отец!»
Наверное, это один из тех парнишек, что так увлеченно мучили видеоигру наверху, присылал их из летнего лагеря.
Пол почувствовал себя соглядатаем, шпионящим за семейством Гольдштейнов. И вдруг вспомнил собственную семью, которой сейчас с ним не было.
Его охватила внезапная сильная тоска с примесью чего-то еще, что он определил, как ревность. Майлзу повезло: его жена не сидела под стражей, а два его юных отпрыска аккуратно писали из летнего лагеря, перебирая всевозможные обращения к отцу.
Полу для счастья хватило бы одного.
«Дорогой папа, папочка, папуля, отец! Помнишь, как ты отвел меня в зоопарк и там оставил?»
Майлз водил своих сыновей в зоопарк, и один из них вспоминал, что с ним приключилось. Как отец взял его с собой и потерял. Мальчик вдруг оказался один в толпе разглядывающих обезьян зевак, пока папа пошел купить сахарную вату. Пол сочинял собственную историю семьи Гольдштейнов, как иногда поступают бездетные люди, чтобы развеяться.
Он бы и дальше раскручивал сюжет, но в коридоре послышался резкий звук. Один из сыновей Майлза стоял на пороге в голубой пижаме и тер морщившиеся от света полуоткрытые глаза. Что-то около четырнадцати лет, решил Пол. Голенастый, мучительный возраст между детством и отрочеством. Ноги паренька казались слишком длинными для его фигуры. Над верхней губой, как мазок помады, темнел легкий пушок.