Кружным путем
Шрифт:
Изрядно отпив, она состроила кислую мину, взялась за телефонную трубку и с летаргической медлительностью набрала несколько цифр.
– Это доктор Санхи? У меня тут человек из страховой компании. Хочет повидаться с Рут Гольдштейн. Совершенно верно… Умер отец… Он так говорит… Хорошо.
Женщина положила телефонную трубку на рычаг – лежи там и не мешай.
– Доктор Санхи сейчас придет.
Доктор Санхи оказалась женщиной.
И индианкой. На вид – заваленной работой, спешащей и не склонной заводить долгие разговоры по пустякам.
– Так вы утверждаете, что
– Да, несколько дней назад.
– И вы пришли ей об этом сообщить?
– И убедиться, что все в порядке с финансовой стороной вопроса. Что за ней будут продолжать должным образом ухаживать, как желал ее отец.
Доктор Санхи заглянула в папку.
– Матери тоже нет.
– Нет. – Майлз солгал во всем, кроме этого. – Она осталась одна на свете.
– Вот что, мистер…
– Брейдбарт.
– Да-да, Брейдбарт. Должна сообщить вам следующее: она не более одинока, чем раньше. Разумеется, я говорю о физической стороне вопроса. Ее отец, я бы сказала, не часто баловал ее своими посещениями. Приходил очень редко – на дни рождения и иногда по праздникам.
– Вы давно здесь работаете?
– Недавно, мистер Брейдбарт. Два года.
– Таким образом, вы не присутствовали в тот момент, когда ее принимали?
– Нет, конечно.
– Могу я вас спросить, как ее успехи?
– Относительно чего?
– Относительно нормального состояния.
– Нормальное состояние – расплывчатый термин. Лучше спросите, как ее дела относительно ее самой. Относительно прошлого года или позапрошлого. Это нечто вроде гольфа – спорта, которым я, к сожалению, начала заниматься совсем недавно. Человек играет против самого себя. И шаг за шагом совершенствуется.
– Хорошо. Как ее успехи относительно ее самой?
– А вот здесь есть одна проблема: мы рассуждаем об относительности, а между тем вы к девочке никакого отношения не имеете. Вы только что ясно дали понять – ее отец был просто вашим клиентом. Поэтому вы не имеете права на получение закрытой информации. Извините.
– У нее никого не осталось, – продолжал настаивать Пол. – Ни одного человека.
– Официально – да. Я бы даже сказала, буквально. Но я, как и вы, связана законами о конфиденциальности. Пока вас или кого-нибудь другого не назначат ее опекуном, нам не о чем разговаривать. Замечу только, что она не представляет опасности ни для окружающих, ни для самой себя. Как Дилси, персонаж одного из романов великого американского писателя Фолкнера, она держится стойко.
– Могу я ее видеть?
Доктор Санхи снова пустилась в пространные рассуждения о его правах или, вернее, их отсутствии.
– Все так, – перебил ее Пол. – У меня нет законных оснований с ней встречаться. Я только прошу об этом. И не вижу в том никакого вреда. Ведь мне положено следить, чтобы за ней осуществлялся достойный уход. Чтобы правильно оплачивались счета больницы. И еще: кто-то должен сказать девочке, что ее отца больше нет на свете.
– Этим человеком явно будете не вы. Потому что у вас нет ни законных на то оснований,
– Штатом Нью-Йорк?
– Вот именно. Видимо, в свое время ему удалось доказать свою финансовую несостоятельность, хотя теперь из ваших слов мне ясно, что это была чистейшая липа.
Все правильно: Майлз заключил сделку и, как всякий хороший бизнесмен, добивался возможно большей выгоды. Он стремился максимально снизить накладные расходы. И его нисколько не волновало, что эти накладные расходы составляет плата за лечение и питание маленькой девочки. К чему тратиться, если раскошелится штат.
«Когда это пришло ему в голову? – рассуждал Пол. – С самого начала, как только он изложил свою схему в письме Галине? Или позднее, когда все уже закрутилось и тут он вспомнил опыт своих безоблачных дней в суде для несовершеннолетних?»
«Самое лучшее, что я мог для них сделать, – определить в лечебницу. Для них это было самое безопасное место на земле».
Все, что наговорил Майлз Галине, было чистой ложью – он и не думал брать ее внучку. Ни разу не упомянул об этом жене. Интересно, он хоть на секунду имел в виду кого-нибудь другого? Одну из тех многочисленных супружеских пар, которые протоптали тропинку к его двери? Чтобы у девочки был дом, а не койка в приюте? Или, подобно всем шизофреникам, слыша вопли из-за закрытой двери, он находил себе оправдание: мол, палата с решетками на окнах – самое безопасное место для умственно неполноценной девочки, за которой гоняется смертельно опасный отец.
Наверное, когда в ту ночь он вошел к ней в комнату и попытался успокоить, то шептал на ухо: «Не плачь. Завтра я отведу тебя в зоопарк».
– Послушайте, – сказал Пол, – я могу сейчас уйти, написать прошение и вернуться с судебным постановлением. Но я хочу всего-навсего посмотреть на нее. И не произнесу ни слова. Обещаю.
Он нарушил обещание.
Не нарочно.
После того, как доктор Санхи сдалась и пригласила его следовать за собой, они прошли одну, другую палату и оказались в подобии игровой. На маленьких столиках, как «ракушки», [59] были раскиданы фишки и кубики, но никто не играл. Телевизор в углу был настроен на канал, по которому передавали ток-шоу.
59
Американская азартная игра.
В комнате находились двенадцать или тринадцать детей, и на первый взгляд могло показаться, что здесь завтракают ученики обычной средней школы. Там и сям разгорались жаркие споры. Но стоило присмотреться, как становилось ясно, что помещение больше напоминает песочницу, где двухлетние и трехлетние карапузы громко рассуждают сами с собой.
К Полу подошла симпатичная девочка лет четырнадцати и спросила, правда ли, что на Марсе обнаружили красный железняк. Он ответил:
– Не знаю, – и понял, что нарушил обещание, когда доктор Санхи поздоровалась с ней.