Крылатая пантера

Врангель Данила Олегович

— Как звать связного?

— Лион.

— Он что, француз?

— Да нет, русский. Фамилия – Леонов. Позывной – Лион.

— На фига нам позывной? Ты его знаешь в лицо?

— Нет, идентификация посредством пароля.

— Господи, сорок первый год! Пароли, отзывы... Какой пароль?

— Моня, не лезь не в своё дело. Я знаю, какой пароль, а вот тебе это ни к чему.

В

тумане замаячила ещё одна фигура.

— Глуховчане, я вижу, любят утренние прогулки, – заметил Моня, вглядываясь в туман. – Кабан, наверное. Или Геббельс. Гитлера мы уже видели.

Вскоре перед очами киевского отряда предстал мужичок с длинной седой бородой, рюкзаком за плечами и в белых кроссовках. Серая, застиранная, поповская ряса, как армейская шинель, болталась до самой земли, цепляясь за мухоморы. Седые волосы стянуты резинкой. Внимательный взгляд серых глаз. Узловатые руки. На шее деревянный крест на длинной верёвке. В руках отполированный годами посох.

— Папаша, утро добренькое, – поприветствовал путника Моня. – До Глухова далеко?

— Вы в нём и есть, – молвил тот. – А я вот, в Путивль иду. Вы не оттель?

— Почти.

— А, из Киева мабуть. Ну–ну... Там, в кустах, не вас ли Кабан ждёт?

Моня и Седой переглянулись.

— Какой это кабан? – осторожно поинтересовался сержант Маринин.

— Ага. Значит вас. – Посмотрел внимательно на Седого, и неожиданно подмигнул ему. Шевельнул посохом. – Сами увидите. Передайте ему, что Гриша ушёл из города. Что его, то есть меня, достала суета, маразм, безбожие и, – поднял высоко посох, – спекуляция! – опустил посох. Уточнил: – Спекуляция Божьим планом и объединение его с планом производственным. – Посмотрел на заросли конопли. Закончил: – Я ухожу в Путивльскую обитель.

— Отец, так ведь в Путивле немецкие отряды уже третий месяц стоят гарнизоном, – сказал бородатому старцу Седой. – А то ты не знаешь?

— Всё знаю, сын мой. – Вздохнул. – К сожалению. Пруссак Сковороде не помеха. Во Христе путь каждого, ведает он, иль нет. Движение – путь к Богу. Вот я и бреду. А пруссак... Что мне пруссак? Он тоже божья тварь, хоть и души не православной. – Строго посмотрел на Седого и Моню. Указал рукой в сторону города и посоветовал: – Пройдите эту дорогу молча и быстро. Здесь обитает очень много мающихся душ, и не все они предстанут перед вратами Гавриила. Тянет к этой земле кое–кого. Простится с ней не могут. Я тоже, в своё время, пришел сюда из Киева после школы Могилы. Хорошая была крепость! Защита от басурманских орд. Двенадцать церквей несли христианскую песнь на всю Левую Украину! Пять монастырей ваяло дух истинных носителей православия! А сейчас... – Махнул рукой. – Сами увидите, если дойдёте. Старец повернулся и, не попрощавшись, пошёл в след Чёрту.

Отряд полковника Дубины осторожно двинулся дальше.

— Не нравится мне вся эта шизофрения, – мрачно молвил Моня. – Похоже, что местный дурдом этой ночью получил увольнительные. – Огляделся по сторонам, приложил козырьком руку ко лбу и всмотрелся в даль. – И где дома или хаты? Одна конопля, мухоморы и бузина. Да туман. Все компоненты психоделической отравы. Похоже, эти Гитлер,

Чёрт и Сковорода мухоморов объелись. Или вон – бузины. От этой фигни знаешь, как прёт? Да только не в ту сторону.

— Моня, не болтай чушь.

— А вот мы посмотрим на кабана. Или Кабана. Я уверен, это местный, обкурившийся травы проповедник очередной дури, бандит или кидала. И вообще... – Повернулся к Седому и раздельно сказал: – Вова, если я прыгал с парашютом в эту глушь с единственной целью – быть подставкой для местного кидалы, в котором заинтересован полковник, то... То я выхожу из игры. Моня кто угодно, но не клоун. И не...

— Успокойся, – остановил его Седой. – Вся ответственность на мне. И не забывай об этом. Я сам брошу Дубину с моста метро, если нас подставят. Седой тоже не клоун.

Вдали зазвучал ползущий заунывный звук, и в тумане появилась ещё одна фигура.

— Кабан, – мрачно предположил Моня. – Зубами скрипит.

Но это был не Кабан.

— Нестор Петрович, – представился худощавый, жилистый, черноглазый, с одержимым блеском во взгляде и слегка подёргивающийся в такт своей речи человек. Он волочил в руке длинную цепь. Одет был в офицерский френч неизвестной армии, неизвестных времён. На поясе болталась деревянная кобура антикварного маузера.

Черноглазый принялся в упор рассматривать киевлян.

— Вы меня, наверное, не узнаёте? – спросил.

— Да нет, друг, пока не узнали, – ответил Моня, поглядывая на кобуру маузера и гадая, есть ли в ней оружие.

— Не беда, – ответил Нестор Петрович. – Не узнавание обеспечивает анонимность действий. – Шевельнул цепью. – Я, вообще–то, догоняю Гитлера. Не встречали? – И неожиданно скрипнул зубами.

— Туда пошёл, – махнул рукой Моня. Седой утвердительно закивал головой, настороженно глядя на цепь.

— Я так и знал, – недовольно сказал человек с маузером. – Опять, скорее всего, не помнит какой день и какой год. После моей лекции, учение Кропоткина Гитлер уяснил на свой лад. А вы? – И в упор уставился на киевских десантников.

— Что – мы? – переспросил Моня.

— К какому ведомству приписаны?

— К вневедомственному, – ответил за Маринина Седой.

— Это хорошо. Анархия мать порядка. Ведомств быть не может и быть их не должно. Вневедомственное ведомство? Прекрасная политическая конструкция. В Глухове у вас будет много сторонников. Вы идёте в Глухов?

— Да, в Глухов, – подтвердил Седой.

— Удачи не желаю – плохая примета. Звоните, если что. В колокола. Хорошая немобильная связь. – И двинулся дальше в туман, волоча цепь и подёргиваясь.

— Ты прав, Моня. Распустили местный дурдом. Проклятый Дубина, куда он нас забросил? В город шизофреников? – Седой вытер пот со лба.

— Не знаю, Вова. Старший ты. Решай, что делать и надо сваливать отсюда. На наши уши реально присели. Я думаю, нас вычислили и выслали навстречу группу дезориентации.