Крылатые семена
Шрифт:
Стив Миллер устроился на работу в Вилуне, и Салли попросила его мать пожить с Мари и присмотреть за ней, но и сама часок-другой ежедневно проводила с подругой, болтая о том о сем, вспоминая по обыкновению былое. Мари много читала и, как всегда, живо интересовалась всем; ум ее был все так же светел и остер, и эти часы, которые она проводила с Салли, стали ее единственной отрадой. Трудно им было смириться с мыслью, что их долгой и крепкой дружбе приходит конец. В эти печальные дни, предшествовавшие вечной разлуке, обеим им были необходимы сердечное тепло и ласковая шутка, которыми они привыкли дарить друг друга. Салли чувствовала, что не может покинуть Мари даже ради Дэна. Взгляд подруги был всегда с таким ожиданием устремлен
— Cherie, как хорошо, что ты пришла!
Но не только тревога за Мари мучила Салли — ее преследовал страх перед новой войной. Дэну в Ворринапе ничто не угрожает, думала она. Он должен будет заниматься своими коровами и производить как можно больше масла. Но одна мысль о том, что Билл может быть втянут в новую кровавую оргию разрушения, приводила ее в ужас. Последняя война отняла у нее двух сыновей. Лал был убит, а жизнь Дика непоправимо загублена. Как могут люди мириться с этим страшным бедствием, как могут они спокойно думать о том, что им придется снова пережить такие страдания, такой ужас? Но Билл утверждал, что фашистской агрессии должен быть положен конец. Фашизм стремится навязать миру систему жестокой тирании и ввергнуть его в нескончаемые войны. Только объединенные усилия демократических стран могут сломить его мощь.
Самый воздух, казалось, был насыщен слухами о новой войне, страхом, предчувствием надвигающихся событий. Можно было подумать, что пылевой ураган, который свирепствовал недавно над приисками, бушует теперь над всей землей. Обрывки злых, колючих вестей, разносимые по всему миру продажными политиками и обнаглевшими спекулянтами, смертоносной отравой въедались в мозг. Густой туман окутывал дипломатические махинации. Повсюду люди тщетно пытались разглядеть что-нибудь сквозь ядовитую пыль, слепившую их взоры. Они задыхались в удушливой атмосфере злокозненных интриг, целью которых было одурачить их и предать. Вот и все, что удавалось Салли разглядеть в хаосе международных событий.
Билл, очевидно, знает, о чем говорит, думала она. Он всегда готов засыпать тебя ошеломляющими фактами и цитатами из прочитанных книг и газет. А вот что касается Динни и его друзей, то тут Салли позволяла себе сомневаться — едва ли они так уж хорошо во всем разбираются, как им это кажется. Откуда им знать правду, понимать истинное значение того, что происходит за океаном? Но они любили пережевывать газетные новости и делать свои заключения.
Из некоторых событий, впрочем, каждый может сделать кое-какие выводы, думала Салли, — каждый, кому дороги интересы родины и трудового народа. Если денежные тузы и управляющие рудниками начинают особенно рьяно о чем-нибудь кричать, — значит рабочим следует насторожиться и задать себе вопрос: а зачем им это понадобилось? Какие корыстные цели преследует эта политика, которая якобы должна получить всенародную поддержку? Те самые лица, которые проповедовали политику уступок по отношению к фашистским государствам и с льстивой похвалой отзывались о порядках, царящих в гитлеровской Германии и в Италии Муссолини, уже не первый год милостиво взирали и на растущую военную и экономическую мощь Японии.
Посягательства Японии на Австралию давно перестали быть тайной. Множество событий после войны 1914 года заставляло насторожиться. Некий японский государственный деятель объявил во всеуслышание о «неукротимом стремлении Японии к гегемонии на Тихом океане». Японские сампаны шныряли у северных берегов Австралии. Японские товары — продукт дешевой рабочей силы и безжалостной эксплуатации — выбрасывались на австралийский рынок по демпинговым ценам, препятствуя развитию национальной промышленности и порождая безработицу. Однако несмотря на то, что черный смерч, свирепствовавший в Европе, неотвратимо увлекал ее к новой войне и роль Японии в этой войне служила предметом самых мрачных предположений, экспорт железной
Рабочие на приисках давно уже знали, что железный лом с рудников продается Японии. Они видели, как его отгружали на сортировочных станциях, видели, как горы лома валялись у причалов во Фримантле, ожидая погрузки на суда. Но особое внимание к этой торговле привлек старый калгурлийский паровой каток. Когда разнесся слух, что городское управление решило продать эту отслужившую свой век рухлядь, бывшую ровесницей самому городу, скупщику железного лома, население заволновалось.
— Пусть меня повесят, если этот каток не свалится потом нам на голову в виде снарядов и бомб! — воскликнул Тэсси.
И все же протесты, вызванные продажей катка, были сущим пустяком по сравнению с тем возмущением, которое вспыхнуло в стране, когда правительство Западной Австралии начало переговоры с представителями японского концерна о разработке богатых месторождений железной руды в бухте Ямпи Саунд. За этим последовало сообщение о том, что одна из крупнейших промышленных компаний Австралии заключила с японским концерном сделку — речь шла о вывозе в Японию полумиллиона тонн железной руды.
Премьер-министр Лайонс заявил, что вопрос о разработке ямпинских месторождений подлежит компетенции правительства штата Западная Австралия и что федеральное правительство так же не вправе наложить запрет на вывоз в Японию железной руды, как и на вывоз шерсти. Но население Австралии и слышать не хотело об этих переговорах, отдававших природные богатства страны в распоряжение Японии. Голос народа прозвучал с такой силой, что от проекта пришлось отказаться. Более мелкие предприятия, однако, продолжали вывозить в Японию железную руду и железный лом.
Билл рассказал Динни и его друзьям, что в Лондоне состоялся грандиозный митинг под лозунгом бойкота японских товаров и оказания активной поддержки Китаю.
— Всемирная федерация профсоюзов, которая насчитывает уже шестьдесят миллионов членов, — рассказывал он, — стоит за бойкот. Марсельские грузчики отказались разгружать пароходы с японскими товарами; норвежские и английские портовые рабочие последовали их примеру. В Америке прошли демонстрации студентов; в одном американском городе на площади жгли костры из японских шелковых чулок и других изделий; в Нью-Йорке многие крупные магазины прекратили продажу японских товаров.
Эйли и Билл выступали на митингах, агитируя за бойкот. Они описывали резню и бесчеловечные зверства, учиненные японцами в Китае, рассказывали о страшных бедствиях, которые японская агрессия принесла миллионам мирных китайцев.
У Билла была вырезка с пресловутым меморандумом Танаки, где говорилось о японских планах экспансии в Азии и о захвате Австралии, которая якобы вполне созрела для присоединения к Японской империи. Он приводил цифры статистических отчетов, подтверждавшие, что Япония получает необходимые ей военные материалы из-за границы, в первую очередь из Великобритании и Америки. Бойкот японских товаров, рассказывал Билл, затруднит японскому правительству получение иностранных займов и приобретение военных материалов, необходимых для продолжения захватнической войны в Китае и для нападения на другие страны.
Возмущенная этими известиями о преступлениях японских захватчиков в Китае и о посягательстве японского империализма на Австралию, Салли принялась весьма энергично помогать Биллу и Эйли бороться за бойкот японских товаров на приисках.
Вместе с Эйли она распространяла листовки и расклеивала плакаты: «Не покупайте японских товаров — они обагрены кровью!»
Магазины на приисках были завалены дешевой дребеденью — чайной посудой, игрушками, чулками, одеждой, домашней утварью; большинство этих изделий не имело даже клейма: «Изготовлено в Японии». Динни и Салли заходили в магазины, рассматривали эти товары, вертели их в руках и презрительно фыркали.