Крылатый штрафбат. Пылающие небеса
Шрифт:
Летчики вылезали из кабин и бежали к дымящейся «пешке». Возле бомбардировщика уже суетились техники, заливая опасно дымящийся мотор на правой плоскости. Мелькали белые халаты военфельдшера и санитаров.
Из нутра прокопченного, изрешеченного бомбардировщика выбрались летчик, штурман и стрелок-радист. Все были живы, но все — ранены. Штурман, высокий смуглолицый капитан с черными щегольскими усиками, бережно придерживал висящую плетью левую руку. Рукав гимнастерки был мокрым от крови. На широком лбу и пшеничных волосах летчика кровь уже успела подсохнуть и взяться коркой.
Стрелок-радист,
К ним сразу же подбежали военфельдшер эскадрильи и солдаты-санитары.
— Здоровэньки булы! Зараз ликуватысь будэмо, — «полевой врач» прямо тут, под крылом бомбардировщика, чуть ли не силой усадил летчиков на разложенные на земле носилки и после беглого осмотра начал уколы и перевязки.
Военфельдшер Захар Иванович Терещенко был пожилым дядькой, прошедшим Первую мировую и Гражданскую войны. Собственно, за Гражданскую он и сидел по статье 58: «Измена Родине». Но на деле вся его вина заключалась в том, что в восемнадцатом году он был насильно мобилизован петлюровцами и служил у них полковым лекарем.
С началом войны не раз подавал прошения начальству лагеря с просьбой отправить добровольцем на фронт искупить классовую вину кровью. Помыкавшись по разным стрелковым частям и штрафным батальонам, пройдя снежный ад Сталинграда, Захар Иванович к зиме сорок третьего года обзавелся погонами старшины, двумя медалями «За отвагу» и орденом Красной Звезды. Орден он получил за то, что вынес с поля боя в Сталинграде командира отряда морской пехоты. Сталинград весь был превращен в пылающие руины. Там, где дрались морские пехотинцы, было хуже, чем в аду! И оттуда же Захар Иванович сумел вынести нескольких раненых моряков, раз за разом возвращаясь обратно.
А теперь вот служил лекарем в штрафной эскадрилье. Конечно же, по штату летному подразделению полагался военврач, но людей, как всегда, не хватало. Да и летчики уже не могли нарадоваться на своего эскулапа.
Когда к бомбардировщику подошел капитан Волин, майор, командир экипажа, попытался подняться с носилок.
— Сыды, бисова душа! — Захар Иванович как раз заканчивал бинтовать ему голову.
— Придется уважить медработника, товарищ майор, — улыбнулся комэск и вскинул ладонь к шлемофону: — Капитан Александр Волин, командир отдельной штрафной авиационной эскадрильи.
— Здравия желаю, капитан, нужно срочно доставить кассеты автоматических фотоаппаратов в разведотдел дивизии.
— Сделаем, — кивнул капитан Волин. — Фотокассеты отправим на нашем связном По-2, а вас — на «полуторке». Ну а после медицины — в столовую. Это — приказ командира отдельной эскадрильи, товарищ майор, так что придется подчиниться.
— Да с радостью! — усмехнулся командир экипажа «пешки». — Если ста граммами «наркомовских» угостишь.
— Да без проблем! Вы сегодня не только на сто граммов заработали, да вот только Захар Иванович ругаться будет, если больше!
Позже, уже в штабе, где летчикам оформили
— Так вы действительно штрафники?
— Так точно, товарищ майор, я командую вверенной мне отдельной истребительной штрафной эскадрильей, — окаменев лицом, ответил капитан Александр Волин. — Более того, я сам был разжалованным летчиком этого подразделения, но затем сумел вернуть офицерское звание.
Принадлежность, даже формальная, какой она была у летчиков, к более низкой «касте» военных, лишенных элементарных человеческих прав перед другими солдатами и командирами, все же накладывала свой тягостный отпечаток. Лишенные наград и званий летчики ну уж никак не могли сравниться с теми же самыми легендарными асами-гвардейцами. Одним — почет и слава. Другим в лучшем случае — сожаление, а в худшем — презрение.
— Капитан, ты не думай, — поспешил сказать майор. — Я видел вас в бою и могу сказать, что из тех, с кем доводилось летать, вы одни из лучших.
— Спасибо и на добром слове.
— Кроме доброго слова, я это еще и в своем рапорте отмечу. Вот уж никогда не думал, что встречусь с вами… — задумчиво сказал летчик-бомбардировщик. — Но деретесь вы, надо сказать, отчаянно!
— Все так говорят, — улыбнулся Волин.
— И немцы? — поддержал тон разговора майор.
— Немцы не успевают.
Глава 2
«Воевать не числом, а уменьем!»
Эскадрилья летчиков-штрафников располагалась неподалеку от разрушенного Краснодара.
Красивый, как большинство южных городов, он лежал сейчас в развалинах. Гитлеровцы, отступая, сожгли и взорвали многие здания. Некогда цветущие улицы превратились в груды битого кирпича, из которых, словно обломки зубов, торчали чудом уцелевшие стены.
Аэроклуб ОСОАВИАХИМА тоже был разгромлен. На его месте сейчас виднелись груды битого кирпича. Было ясно, здание взорвали фашисты. Ничего, за все злодеяния, которые они совершили на нашей земле, гитлеровские изверги получат заслуженную кару!
Боевых вылетов пока не предвиделось, и было принято провести общее совещание с летчиками для изучения общей обстановки на театре военных действий.
Командир штрафной эскадрильи капитан Александр Волин тоже был приглашен в офицерское общежитие, где и должна была проходить встреча с представителями штаба. Его занимали летчики 16-го гвардейского истребительного авиаполка, только недавно перевооруженные на современные американские истребители P-39 «Аэрокобра», поставлявшиеся по ленд-лизу.
Вначале капитан Волин стушевался при виде россыпей наград на гимнастерках бравых летчиков-гвардейцев. Чувствовалось, что это опытные бойцы, матерые воздушные волки, сбившие не один десяток самолетов с черными крестами. Кроме того, здесь, в боевой обстановке, создавались и проверялись непосредственно в грозовом небе войны новые тактические приемы.
Но «летуны» из «шестнадцатого» приняли истребителя-штрафника как равного. Накормили его и водителя с дороги, расспрашивали о том, где он воевал.