Крылов
Шрифт:
На прощание ему вспомнились стихи о Хвостове Батюшкова из «Певца в Беседе славянороссов». Он повторил их про себя, не решаясь обидеть хозяина:
Хвала, читателей тиран, Хвостов неистощимый, Стихи твои, как барабан, Для слуха нестерпимы. Везде с стихами, тут и там, Везде ты волком рыщешь, Пускаешь притчу в тыл врагам, Стихами в уши свищешь. Лишь за поэму — прочь идут, За оду — засыпают, Ты за посланье — все бегут И уши затыкают.Лисица
Приютино
В восемнадцати верстах от Петербурга, вблизи Парголова, находилось небольшое именьице Олениных — Приютино. Оно служило местом летнего отдыха всей семьи, охотно посещавшимся столичными друзьями и знакомыми. Там постоянно бывали поэты, писатели, художники: Гнедич, Крылов, Жуковский, Батюшков, А. И. Тургенев, О. Кипренский. Крылов же и Гнедич гостили в летние месяцы подолгу. Для них отводились даже специальные помещения.
Приютино славилось живописными местами. Пруд, перед которым на пригорке стоял небольшой барский дом. Сад с аккуратными дорожками и изобилием цветов. Любительницей цветов была сама хозяйка Елизавета Марковна — Элиз, как ее называли домашние и близкие друзья. В саду разбросаны небольшие флигеля, избушки для приезжих гостей. Крылову отводилась старая банька, перестроенная в домик. Около пруда в тени деревьев находился мавзолей из белого мрамора, построенный в память сына Олениных Николая Алексеевича, павшего в Бородинском сражении. Сад переходил в дубовые рощи, за ними дальше тянулся сосновый лес.
Старшая дочь Олениных, Варвара Алексеевна, впоследствии вспоминала: «В известном многим Приютине жизнь текла тихая, мирная, аккуратная, простая, деревенская — и казалось по образу жизни — верст за 500 от Петербурга. По вечерам обществом гуляли за грибами, черникой, костяникой и др., потом брусникой. Все ходили, кроме батюшки и Крылова. Вечером собирались и читали. Был издан закон, кто уже слишком много глупого скажет, того тотчас заставить прочесть басню Хвостова: а смысл этой басни прочесть в предыдущей басне. Все было весело, радушно, довольно, дружно, просто, свободно, а между тем sans de dignit'e [17] , играли в разные игры, как-то: лапта, горелки, жгуты, la balle [18] и прочее: в кольца, в мячики, в волан. И не находили, que ce n’st ni ennuieux, ni mesquin, ni ridicule [19] .
17
Без чинов (франц.).
18
Мяч (франц.).
19
Это ни скучным, ни пошлым, ни смешным (франц.).
В один вечер батюшка и матушка, будучи уже весьма за шестьдесят лет, заметили, что игры что-то невесело шли; вдруг, как никто не ожидал, пустились наши два старичка бежать как два шарика. Натурально все оживилось. Вот и жизнь Приютина».
В Приютине, в баньке, Крылов чувствовал себя как дома. Его друзьями были и староста Гаврила и старушка огородница Василиса, приносившая каждый день по пучочку моркови. С утра начиналось чаепитие — утренний чай подавался на веранде барского дома. Чай заваривали из листьев черной смородины и к нему подавали пшеничные булочки, сливки, творог. Правда, Иван Андреевич частенько просыпал утренний чай, и тогда к нему посылали Вареньку: ей поручалось будить его и звать к столу. Он ласково шутил с нею и заявлял, что встанет только тогда, когда она прочтет наизусть одну из его басен. Варенька с хохотом читала:
Вороне где-то бог послал кусочек сыру…Потом они с шутками и смехом вдвоем спешили на веранду.
«Матушка Елизавета Марковна, — вспоминала Варвара Алексеевна, — любила Крылова совершенно чувством матери и часто звала „милый Крылочка“, что не очень гармонировало с его большой и тучной наружностью. Он же часто говаривал, что он ее
Среди семейства Олениных он был спокоен, весел, приветлив, хотя, как обычно, молчалив, стараясь отмолчаться от споров и разговоров. В присутствии же посторонних для него людей он становился еще более несловоохотливым, в особенности же терпеть не мог, когда ему казалось, что за ним наблюдают.
Иван Андреевич привязался к дочерям Оленина — Вареньке и Аннете, называя их своими «фавориточками». Он даже написал для Вареньки стихи в альбом, хотя тут же признался, что терпеть не может альбомов, и умолял ее никогда больше их не заводить. «И. А. Крылов, — рассказывает В. А. Оленина, — мне, двенадцатилетней, написал стихи, „попрекавшей ему, что он никогда ни строчки мне не написал“»:
Вот вам мои стихи: Не кушайте ухи, А что-нибудь другое, Пожалуй, хоть жаркое. Я гнусь пред вами, как дуга, И вам покорный я слуга.Вот как писали девчонкам в наше время. Однако я обиделась на то, что Крылов мне сказал: «Ах! фавориточка, фавориточка, да подумайте, какие же могу стихи я вам писать иные?»
Чтобы ее утешить, Батюшков, гостивший тогда в Приютине, взял альбом, в который записал Крылов свой экспромт, и сочинил преуморительные стишки на ломаном французском языке.
Константин Николаевич Батюшков был частым посетителем приютинских красот. Он с детства знал семью Олениных и находился в большой дружбе с Крыловым и Гнедичем. Он описал Приютино и его обитателей в дружеском послании к Александру Ивановичу Тургеневу, приглашая его побывать вместе с ним в этом гостеприимном уголке.
Есть дача за Невой, Верст двадцать от столицы, У Выборгской границы, Близ Парголы крутой; Есть дача или мыза, Приют для добрых душ, Где добрая Элиза И с ней почтенный муж, С открытою душою И с лаской на устах, За трапезой простою На бархатных лугах, Без дальнего наряда В свой маленький приют Друзей из Петрограда На праздник сельский ждут… Поэт, лентяй, счастливец И тонкий философ, Мечтает там Крылов Под тению березы О басенных зверях И рвет парнасски розы В Приютинских лесах. И Гнедич там мечтает О греческих богах, Меж тем как замечает Кипренский лица их И кистию чудесной, С беспечностью прелестной, Вандиков ученик, В один крылатый миг Он пишет их портреты…Стихотворение с восторгом читали в Приютине. Оно стало своего рода приютинским гимном, и все знали его наизусть.
Каждый год 5 сентября в Приютине торжественно праздновался день именин Елизаветы Марковны. В этот день сюда съезжались многочисленные гости. Для празднества готовился специальный спектакль, который и разыгрывался в небольшом домашнем театре самими гостями и членами семьи Олениных. Руководил этими постановками обычно Гнедич как знаток и любитель театра. Особенно великолепным и многолюдным было празднование в 1815 году, впервые после окончания войны; Николай Иванович с помощью Крылова сочинил специальную комедию. Была даже выпущена афиша.