Крылья Икара
Шрифт:
Баркову было любопытно, и он принялся разбирать корявый почерк автора, пытаясь вникнуть в содержание его тетради. Плотно исписанные листы не поддавались. К своему стыду, Барков совершенно ничего там не понял. Это была какая-то мудрёная смесь философских рассуждений о высшем космическом разуме и истории управления мира существами особой избранной породы. Признаваться в своей полной неспособности было неловко, и он невнятно промямлил, что такая книга не для всех, но она наверняка найдёт своего читателя среди тех, кто разделяет основную философскую концепцию автора. Игорёк внимательно выслушал и одобрительно кивнул головой. Потом заметил, что его литературный труд требует более вдумчивого чтения и специальных философских знаний о строении мира, происхождении и эволюции жизни, смысле и цели существования человечества.
Судьба снова столкнула их уже на последнем курсе. Приближался выпуск, Золотницкому срочно требовалась рекомендация комсомольской организации для вступления кандидатом в члены КПСС. Это связывалось с его будущей должностью. Барков был секретарём бюро ВЛКСМ курса и поэтому получил накануне комсомольского собрания соответствующий инструктаж. В кабине начальника курса он отмолчался, хотя точно знал, что будет голосовать против Золотницкого. Комсомольское собрание тогда проводили дважды, и каждый раз ему отказывали. Игорьку ничего не забыли. Комсомольцы курса были против дачи рекомендации, несмотря на сильное давление со стороны командиров и политработников.
В училище назревал неприятный скандал, с курсантами беседовали индивидуально, намекали, что у каждого из них скоро будет выпуск и распределение. В рядах курсантского сопротивления больше не было прежнего единства, начались разброд и шатания. Всё чаще стали слышны голоса, что пора уступить отцам – командирам, что курсанты свою настоящую силу уже показали. И вообще, не надо было браться за оружие. Перед последним, третьим комсомольским собранием, Баркова намеренно поставили во внутренний наряд. Потом, без него, большинством голосов, провели нужное решение. «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут», – смеялись курсанты и шли в ленинскую комнату изучать политическую карту СССР. Дорога на южный космодром для многих стала ближе. Никакого «разбора полётов» после собрания не было, скандал старались поскорее забыть.
О Золотницком рассказывали, что он продолжил свою службу в центральном аппарате МО, а позднее, представлял военное ведомство при дипломатической миссии в Ливии. После выхода в отставку Золотницкий возглавил в столице одну из известных телекомпаний.
Ещё на первом курсе Николая потянуло в библиотеку училища. Фонд у неё был достаточно обширен, но многие интересные книги выдавались только для читального зала. С некоторого времени всё его свободное время стало проходить именно там. Своё чтение он начал с потрясающих дневниковых записей юного Льва Толстого, затем пришёл черёд полного собрания сочинений Александра Куприна. Николай читал русскую и зарубежную классику запоем, но совершенно бессистемно, выбирая книги по своему внутреннему чутью.
Именно на этот время пришлось его знакомство с книгой Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Прежде Барков считал, что ему об этом периоде истории страны уже все хорошо известно. Видел фильмы, что-то читал в учебниках. Да, было такое время. Люди страдали безвинно, их бросали в лагеря, тюрьмы и даже расстреливали. Ничего нового для него в этом не было. Он слышал о закрытом постановлении ЦК партии. Там осудили культ личности Сталина. Потом началась реабилитация репрессированных. Культ осудили, и эту тему для всех закрыли. Дома об этом при нём старались не говорить. Считали, что знать ещё рано, можно себе навредить. Книга Солженицына представляла собой объёмистую пачку тонкой копировальной бумаги с мелким плотным текстом. Уже самое первое знакомство с книгой вызвало у него много вопросов. Литературными достоинствами запрещённая книга не отличалась, но оглушала своим содержанием. Читать её приходилось в увольнении, на квартире у товарища. Его пылкая комсомольская натура отчаянно протестовала и сопротивлялась, он упорно отказывался верить прочитанному. Тонкие листы жгли Николаю руки. Все это казалось подлой клеветой на его любимую Родину. В общем, он поделился своими сомнениями с Виктором, давшим ему эту книгу. Тот спорить не стал, и предложил встретиться с его родителями. Барков понял, что существовала ещё и другая, неизвестная ему правда. Как потом выяснилось, Николай задавал им наивные
Увлечение Николая книгами не осталось без внимания некоторых сотрудников библиотеки, в частности самой юной, Светланы или Светика, как её называли между собой курсанты. Светлана была девушкой строгих правил и умело скрывалась от назойливых мужских взглядов за стёклами своих тонких красивых очков. Она первая предложила ему длинный список литературы для чтения. Это сблизило их, и они продолжили встречаться за стенами родного училища. Николай и Светлана много времени проводили вдвоём, посещали драматический театр и филармонию, но не строили серьёзных планов на будущее. Так продолжалось до самого окончания учёбы. Наступил момент, когда получив назначение на космодром Байконур, Николай посчитал себя обязанным сделать Светлане предложение. Взяв тогда время на раздумье, она вежливо отказала ему, сославшись на свою неготовность к жизни в дальнем гарнизоне. Ничего другого Николай тогда предложить ей не мог. Через год Светлана стала женой другого выпускника, продолжившего свою службу в стенах училища в качестве курсового офицера.
Годы учебы пролетали незаметно, начались войсковые стажировки. Впервые, после зажиточных кубанских и донских станиц, Николаю Баркову довелось увидеть настоящий быт русской глубинки с покосившимися чёрными избами. Затерянные в лесной глуши населённые пункты, где даже электричество появилось только следом за постановкой на боевое дежурство ракетных полков. Быт, страшный своей нищетой и вековой безысходностью, которую они видели в опустевших посёлках и глазах женщин, становившихся старухами в сорок лет. Получалось, что они там тоже нуждались в защите их могучего ракетно-ядерного оружия. Пока всё это плохо укладывалось в сознании повзрослевшего Николая.
Самым ярким событием того времени для Баркова и его товарищей стало вручение дипломов и присвоение офицерского звания. По очереди, чеканя шаг, они выходили из строя и прощались со знаменем училища. На глазах седых командиров, этих вечных нянек-воспитателей, теперь стояли слёзы. Взводный командир, капитан Конов, нашёл время каждому из них пожать руку и пожелать что-то особое, своё. Он станет первым офицером, на которого они обязательно захотят быть похожими. Так оно и случилось, позднее. Все они будут чем-то неуловимо походить на своего первого командира и повторят его в своих поступках. Потом, в «Белой акации», где молодые офицеры собрались в складчину по случаю прощания с училищем, говорили капитану Конову уже они. Конечно, в кафе не всё обошлось гладко, видно разбередило душу крепкое вино и трио певших цыган. Посреди ночи, главный забияка курса Евгений Романовский разгуляется, поймает такси и поедет из Ростова на свою родину, в Новочеркасск. Он остановится в донской степи, и плача, будет обнимать каменную бабу у скифского кургана. Утром следующего дня, бледный как полотно, Евгений придёт на службу в войсковой Вознесенский собор поминать своего деда фронтовика…
Мало ли чего ещё было тогда у каждого в жизни! Так состоялся союз с армией у Николая Баркова, который потом продолжался долгих 27 лет. Был ли он только по любви или расчёту? Скорее всего, в нём имелись все эти составляющие. Любовь к армии пришла у него заметно позднее, как зрелое чувство, через осознание своей новой ответственности и те немалые трудности, с которыми ещё предстояло столкнуться во время службы. Зато такое отношение к армии оказалось очень прочным, и оно не отпускало его до сих пор…
Начало
Они ехали поездом уже четвёртые сутки. Их трое выпускников училища, молодых лейтенантов, получивших назначение на космодром Байконур. Только один из них вёз в дальний гарнизон молодую жену. Отважился на это земляк Баркова, Анатолий Никитин, закончивший училище с красным дипломом. Его жена Людмила была из хорошей обеспеченной семьи, а Анатолий вырос без родителей, воспитывался в детском доме. Брак получался неравным. Правда, офицерские погоны несколько исправляли такое положение. Многие говорили, что у них получилась красивая пара: оба видные и статные…