Крылья империи
Шрифт:
— Иоанн Антонович! — догадался Баглир, — Вы вспомнили про нашу Железную маску, государь.
— Э, ты сам хотел с конца… Так вот: спасибо. Твой топтун с арбалетом меня спас. Чуть-чуть не прирезали…
Сквозь рубленый рассказ Петра Баглир рассмотрел такую картину: император, на радостях от одержанной победы, решил, что все теперь хорошо. И решил погулять по городу без охраны, в компании одного генерал-адъютанта Гудовича. Все было душевно. Люди на улицах кланялись, царь пил пиво в разных заведениях. Наконец, в самом радужном настроении, решил все-таки идти домой в Зимний. По дороге
— Знаю, — сообщил Баглир, — мне уже доложили, ваше величество.
— Опять?
— Простите, государь. Я еще не привык.
Петр кивнул. Идея отменить титул величества, заменив его нормальным словом «государь», посетила его уже давно — и была воплощена в одном из недавних указов. А появилась она потому, что императору надоело быть существом среднего рода. "Его величество ушло, пришло, дошло…" — склонял он так и этак, и возмущался: "Мужчина я или нет? Кто придумал это глупое величество? Если же говорить по-французски, то там «величество» и вовсе женского рода, как у нас «слава» или «честь». Ну, французские Карлы и Луи, положим, обабились, но почему МЫ обязаны терпеть эту дурь?"
— Суть в том, — сказал Петр, — что я боюсь. Теперь у меня много врагов. И я буду беречься. Потому что хочу жить. Но государство, в котором правитель прячется от своего народа — на мой взгляд, дерьмо.
Баглир почесал крылом в затылке.
— От всего не убережешься, — философски заметил он, — могут и из арбалета подстрелить, и из нарезной фузеи. Могут бомбу под карету приспособить. Разве только закрыться в крепости и не выходить. И то, подкоп могут сделать.
— Именно! — воскликнул Петр, — поэтому я и хочу тебя спросить: два императора, это вообще возможно? Один плохой. Другой хороший. Один сидит в крепости и бережется. И правит. Другой ходит по городу. Танцует на балах. В соборах молится. Ну и так далее…
— Не пойдет, — сообщил Баглир, — начнутся заговоры в пользу «хорошего». У вас уже была такая «хорошая» жена. Понравилось? Или не слишком?
— Значит, все это дурь.
Петр пригорюнился, подошел к окну и печально уставился на плавающие по Фонтанке лодки.
— Не совсем дурь. У римлян же было двое консулов, у спартанцев десятеро царей. И жили. Вопрос, как организовать. И главное тут — равенство сил и непересечение интересов. Византийские же цари уживались как-то с патриархами? А почему? Одним — кесарево, другим — богово. Но — вы действительно этого хотите?
— Да, — Петр ухватил Баглира за руки, сжал до боли.
Горячность императора Баглира удивила.
— Но почему?
— Не знаю. Но чувствую, что это будет правильно. Хотя бы потому, что сам едва не разделил его участь. И сделать это надо сейчас же. Пока князь-кесарь или Миних не устроили ему несчастный случай.
— Ну, Миних не такой уж жестокий человек, государь. Временами он романтичен и сентиментален
— Ты был ему интересен, полезен и симпатичен, — заметил Петр, — а Ивана он видел разве младенцем. Зато знает об исходящей от несчастного узника опасности. А вот я видел. В Шлиссельбурге. И, черт побери, этот парень мне нравится. Все слухи о слюнявом идиоте — тетушкина пропаганда. Орел! Главное — гордый. С младенчества в тюрьме — спину не гнет. Меня — узнал. Я думал, будет лобызание башмаков. Нет, вел себя достойно. И силен, силен-то как! Табурет в потолок запустил — так тот не на куски, в щепу разлетелся.
— Трухлявый, наверное.
— Тюрьма — не дворец. Однако газеты ему носят, книги стоят. Все больше жития — и тому подобное. Не силен я в теологии. Но — на церковнославянском и греческом читает свободно. Привези его сюда, хорошо? И будем решать. Тогда и у Румянцева рука не поднимется. И Миних про старую присягу вспомнит.
— Сюда — это ко мне?
— Нет. У меня завтра вечером маскарад. Последний перед войной. Все будут. Привезешь Ивана под маской, мы с великими людьми отойдем в сторонку и займемся делом. А ты будешь танцевать. Когда балами манкирует какой-то ротмистр, это его дело. А когда начальник аналитического отдела — значит, в государстве нелады. И не спорь, это приказ.
— Будет исполнено, государь.
— То-то. Ну, завтра свидимся.
Император деревянно махнул рукой и вышел. За дверью лязгнули шпорами телохранители.
Баглир потянулся за шнурком и позвонил.
Мирович возник немедленно, как черт из табакерки. И принял распоряжения. Изготовить завтра с утра взвод особо надежных людей во главе со штаб-ротмистром Комаровичем. И немедленно доставить в присутствие придворного танцмейстера месье Пика.
Спустя полчаса француз, не столько перепуганный, сколько ошарашенный, сидел в мягком гостевом кресле напротив Баглира и Виа и вникал в суть проблемы.
Дело было в том, что Баглир танцевал лишь однажды, на неофициальной светской вечеринке. И то удостоился ругательной статьи в газете, о кавалерийском офицере, сбивающемся с такта и наступающем на ноги. И был узнан, хотя и был описан как известный своей экзотической внешностью князь Т." После чего оставил, по совету сурового конноартиллериста Кужелева "бесполезное ногодрыжество" и думать про танцы забыл, сосредоточившись на должностных обязанностях и придворных хитросплетениях.
Танцмейстер удивлялся, возмущался, сочувствовал. Но помочь никак не мог.
— По хорошему, надо сначала освоить менуэт а ля рень. Это создает осанку и совершенно особую, изящную манеру движения. Потом перейти к контрдансам, польскому…
— Послезавтра я ухожу на войну, — прервал его Баглир, — Когда вернусь, непременно запишусь вместе с женой к вам в ученики. Но завтра нам придется проделать хотя бы один танец. Приказ царя, понимаете ли. И я не верю, что вы не знаете ни одной уловки, которая позволила бы нам не слишком опозориться!