Крылья империи
Шрифт:
— Точно, — согласился с ним какой-то штабной, — только совсем неслышно. Уж не в самом ли Копенгагене? По расстоянию как раз.
Адмирал был человеком осмотрительным, и эскадра легла в дрейф. Вперед помчался, вздев все паруса и едва не чиркая мачтой по воде, один дозорный кеч. Пока он не вернулся, длилось насупленное ожидание. Баглир — а то когда еще время представится — листал «Левиафана» Гоббса. В поход от скуки он взял с собой целую библиотеку — но достойного чтения там оказалось мало. Хотя книготорговец в Любеке и клялся, что отобрал не модное, а лучшее. Причем не романы, от которых Баглир начал воротить нос еще в бытность свою личной зверушкой опального фельдмаршала Миниха. Не умели еще в середине восемнадцатого
Прочитанное делилось им на две части — дельное и нет. Дельное, украшенное пометками на полях, складывалось в стопку возле облюбованного кресла в кают-компании. Негодное отправлялось через окно в море. Надо отметить, критиком Баглир был суровым. Балтийских волн избежали только Макиавелли, Кант и Локк. Мору, Руссо и Монтескье, в числе прочих, не повезло. Многие труды были разрезаны только до первой или второй страницы. Гоббса бездонная морская чаша минула. Его трактат был прочитан уже до половины и вполне благосклонно откомментирован.
Профессиональный философ с родины мог бы, исходя из этих предпочтений, предположить в князе Тембенчинском явного сторонника позитивизма. И все потому, что Баглир был настроен на практическую государственную деятельность, а не на общие умствования о смысле жизни. Была бы жизнь, а смысл, при желании, найдется — таково было его мнение на этот счет.
И когда, наконец, вернулся с разведки шустрый кеч, Баглир вдруг оказался в перекрестие взглядов штаба эскадры. И убрал Гоббса в болтающуюся у колен ташку. Нелепая на борту корабля кавалерийская вещица заменяла кирасирам отсутствующие в колете карманы, и расстаться с этой цепляющейся за все подряд помехой Баглир никак не решался. А вдруг что понадобится?
— Князь, возникли неожиданные обстоятельства, — объявил ему Полянский, — и вы нам нужны как единственный политик на эскадре. Чтобы подсказать верное поведение. И, возможно, заняться дипломатией. Дело в том, что в Копенгагене сейчас находится английский флот. Который уже потопил всю датскую эскадру, и бомбардирует насыпные батареи, прикрывающие город.
— Как, без объявления войны? — удивился шведский офицер связи, — Но это же подло!
Все закивали. Да. Подло. А главное — русских и шведов опередили. И что теперь делать?
Баглир крутил в голове варианты.
— Господа, — сказал он, — мы все понимаем — России и Швеции нужны прежде всего проливы. Чтобы без нашего позволения никто на Балтику и заглянуть не смел. А значит — наплевать, кто нам загородил дорогу. Будем бить англичан.
Моряки аж рты разинули. Швед вообще челюсть обронил на палубу. Оно и немудрено. Когда на Балтику заходили корабли настоящих океанских держав — Голландии или Англии, шведам, полякам и датчанам приходилось прятаться за береговые батареи и скромно ждать, когда, наконец, уйдут большие парни, чтобы снова можно было заняться возней в песочнице. Русские таким почтением не страдали. Знаменитая Гангутская виктория, главная слава русского флота, чем была добыта? Тем, что русские галеры не побоялись прокрасться в тумане мимо недружественной английской эскадры и напали на не ожидавших такой наглости шведов. Но одно дело тишком проплыть через опасный туман, а другое — атаковать ярким днем, когда есть возможность испытать на себе всю тяжесть великолепной британской морской тактики.
— Извините, что напоминаю, будучи сугубо сухопутной крысой — кто желает господствовать на море, должен атаковать. Это слова Монка. Англичане их помнят отлично. А Балтика — наше море. Или это не так?
— Точно! Господа, врежемте альбионцам! Сил нет терпеть! Флаг перед ними спускай, капитаны их считают себя выше наших адмиралов! — выкрикнул
— Может произойти война, — сказал Полянский, поджав губы.
— Вряд ли, — уговаривал Баглир, — у них сейчас премьер нерешительный, страна устала от войны. Занятие Копенгагена явно — короткая разовая акция, чтобы нам не достался. Так что отбрехаемся, не впервой. Ну?
Полянский не дал себя уговорить.
— Я не могу пойти на такой риск.
Баглир чуть перья на себе не рвал. Английская база в Штральзунде — этого только не хватало. На острове. Если б на суше — ничего страшного, русский штык, как всегда, молодец. А остров — это надежно. И долго продержится непрорытый еще КАНАЛ в случае чего при двухсторонней блокаде? Стучали в голове слова Сен-Жермена: "пожинайте плоды победы, если сможете". Вот оно. Но как граф успел все организовать? Или заранее подготовил запасной вариант? Теперь это было неважно. Баглир почувствовал себя прижатой в угол крысой. Которой не дают прыгнуть и куснуть в последней попытке прорваться. Перья на его голове встопорщились, вскинулись кверху экзотическим плюмажем. Зубастая пасть оскалилась.
— Зато Я могу, — процедил он, — МОЕ положение вам известно? Как и функции аналитического отдела в качестве преемника Тайной канцелярии?
Русских передернуло. Будто их плеткой протянули.
— Ее же полгода как отменили!
— Отменили излишне жестокие методы. Но не функцию. Я мягче Александра Иваныча. Однако цапнуть могу. А вот вам доказательство.
И сунул адмиралам под нос передаточную бумагу Шувалова. И лыбиться старался как мог гадостно.
— Полномочия мои понятны?
— Да, ваше высокопревосходительство.
Шувалов-то был действительный тайный советник. Штатский фельдмаршал. Баглира, выходит, подозревали в том же чине. И смотрели уже — как на старшего.
— Поднимайте кайзер-флаг, — скомандовал Баглир, махнув рукой, — именем государей Петра и Иоанна принимаю командование эскадрой на себя, — и, к Полянскому, — Командуйте атаку, адмирал. Один приказ — действуйте смело, решительно, по возможности — оригинально. Я в вашем деле ни бельмеса, и вступлю в дело только на стадии дипломатии. Ну и все шишки, понятно, тоже мне.
А сам полез в ташку за «Левиафаном» Гоббса. К чему даром терять время?
Судя по синему флагу, английским флотом командовал действительно способный адмирал Эдвард Хок. И сила под командованием Хока была внушительная. Одних линейных кораблей было восемнадцать штук. И каких кораблей! Восьмидесятипушечные гиганты по праву назывались линкорами, в то время как подходящие к ним с востока четырнадцать русских пятидесятипушечников, несшие на деле по сорок шесть орудий, выведены били из класса фрегатов исключительно для утешения великоросского гонора. Да и то при помощи довольно простого приема. Нормальные морские пушки на них были заменены на вдвое более легкие единороги, поставленные на морские лафеты и на прямую наводку. Единороги действительно были хороши, но стреляли не так далеко, как обычные морские пушки, стоявшие, например, у шведов. И хотя в официальных классификаторах линкорной табели о рангах получившиеся «новоизобретенные» суда числились линейными кораблями четвертого класса, на деле не дотягивали и до него. Зато при такой методе создания основных боевых сил фрегатов в русском флоте не числилось вообще, и их роль в соединенной эскадре выполняли шведские, которые иной раз были и побольше так называемых "русских линкоров". Просто при нормальном оснащении фрегат в линкоры, пусть и четвертого класса, и за уши не притянуть. Зато на вооружении русского флота были зажигалки-брандскугели, разрывные бомбические снаряды для единорогов, попутный ветер, и, главное, внезапность. А для подбодрения — призрак Тайной канцелярии за спиной.