Крылья любви
Шрифт:
Мисс Хэдли и Джеймс Винросс, в свою очередь, заботились о том, чтобы каждый был ублаготворен, а также о том, чтобы все экипажи, повозки и тележки были освобождены от продовольствия и чтобы в них поместились утомленные участники поминок. Все они разъехались еще до наступления темноты. Несколько экипажей направилось в лондонские доки, а две кареты – в Ардсли-Кип, не дожидаясь того дня, когда туда соберутся уехать из города лорд и леди Ардет. Джини показалось, что при расставании было пролито больше слез, чем на похоронах. Ее чувства были разнородными: она и радовалась
Джини, разумеется, знала и до этого, но сегодня увидела с особенной ясностью, насколько богат ее муж – и насколько ненормален, чтобы не сказать больше. Однако, будучи настоящей леди, она не могла себе позволить устраивать сцены, особенно на глазах у столь пестрой толпы. Она видела, что Лоррейн, которая чувствовала себя не слишком уютно в среде городской черни, тем не менее держалась с полным самообладанием и была вежлива со всеми. Мисс Хэдли не проявляла признаков нервозности ни при каких обстоятельствах, хотя здесь ей пришлось немало потрудиться, чтобы удерживать дочерей викария подальше от местных фермеров. Джини заметила, с какой ласковой заботливостью относилась вдова сапожного мастера к осиротевшим детям, хоть и сама потеряла спутника жизни. Даже мисс Калвертон, не без труда заталкивая кошек в их клетки, сохраняла полную выдержку.
Джини считала себя обязанной вести себя соответственно. Она покажет своему супругу, что при всей поспешности их необычного брака он женился на достойной его особе, преданной ему и стойкой.
Она улыбалась, когда это было возможно, или сохраняла серьезное выражение лица при иных обстоятельствах, утешала и поддерживала тех, кто в этом нуждался, раздала несколько монет из собственного кошелька. Она была графиней, по ней равнялись, на нее смотрели с любопытством. Джини держалась уверенно, несмотря на сумбур в голове, спазмы в желудке и раздражение в глубине души. Если она в состоянии устраивать жизнь других людей, значит, в состоянии устроить и свою собственную. И жизнь своего мужа.
Она с нетерпением ждала, когда они вернутся домой.
Мисс Хэдли, невероятно усталая, рано удалилась на покой. Джеймс остался в гостинице на пристани с теми, кто должен был отплыть на корабле рано утром. Джини разрешила Мари удалиться к ней в комнату – или в обиталище Кэмпбелла над конюшней, – в награду за ее сегодняшние труды.
Джини постучалась в дверь библиотеки и вошла. Она не хотела дожидаться, пока он придумает какую-нибудь отговорку, чтобы отделаться от нее. Если кого-то надо спасать, кто-то получил увечье и тому подобное, это подождет до завтра. Сейчас ее, Джини, черед.
Она не распустила волосы. Не надела на себя прозрачную ночную сорочку с низким вырезом. Она пришла не за тем, чтобы соблазнить мужчину. Одному Богу известно, возможно ли это вообще. А дьяволу ведомо, что она безуспешно пыталась это сделать. Она пришла, чтобы высказать несколько, по ее мнению, разумных замечаний.
– Не надо, – заговорила Джини, направляясь через всю комнату к кожаному креслу, в котором до ее появления, потягивая
Он встал, когда она вошла, и поставил стакан прямо на пол. Олив тотчас принялся пить из этого стакана, похоже, празднуя отбытие кошек.
– Не надо, – повторила Джини четким, холодным голосом. – Больше так никогда не делайте.
Олив вылетел из комнаты.
Ардет прикинулся непонимающим.
– Хочу надеяться, что больше нам не придется принимать в доме проститутку и целую стайку цветочниц.
Джини скрестила руки на груди и уперлась в Ардета пылающим взглядом.
– Хотите выпить? – предложил он. – Тут где-то есть чистый стакан.
– Я говорю о прошлой ночи. О вашем равнодушии ко мне.
На секунду Ардет утратил вид полной уверенности в себе, убежденности, что ему все наилучшим образом известно, что он хозяин положения.
– Я… м-м… я был очень утомлен.
– Ни один мужчина не бывает настолько утомленным, пока он жив.
Эти слова настолько ошеломили Ардета, что он утратил дар речи.
Он, но не Джини. Она продолжала:
– Это все ваши фокусы, одна из штучек, придуманных герром Месмером, или ваша собственная.
Он поднял руки, признавая свою вину.
– Но ведь я не усыпил вас. Не посягнул на ваш рассудок.
Он не посягнул и на ее тело.
– Нет, вы просто сбежали. Как трус.
Никто еще не называл его трусом. Ни в ту пору, когда он размахивал средневековым боевым топором, ни в те века, когда он орудовал метафорической косой.
– Да. Возможно, вы правы.
Ему нечего было сказать в свою защиту.
– Как вы считаете, что я чувствовала после этого?
Насколько он понял, когда пробудился, она была в ярости. Но на ее вопрос не ответил.
Джини подступила на шаг ближе и ткнула его пальцем в грудь:
– Вы сплутовали в игре!
– Сплутовал? Но ведь я не знал правил.
– Лжец!
– Я не лгу, – заявил он.
– Ладно, тогда скажите, я вам нравлюсь?
Молчание.
– Я знаю, что нравлюсь. Вы хотите меня?
Молчание.
– Ваше молчание я принимаю за утвердительный ответ. Вы убедились, что мы подходим друг другу, мы почти супруги. А с супругой не следует обращаться так, как вы обращаетесь со мной.
– Но у меня не было супружеского опыта.
– И нет сейчас. Я ваша жена. – Джини снова ткнула Ардета пальцем в грудь. – Я не просто одна из тех, кто созерцает ваши фокусы. Мы находились в супружеской постели, черт возьми, а не в балагане бродячего цирка! Я не хочу играть в эти игры, слышите?
Уголок его рта чуть приподнялся при виде того, как его маленькая прелестная женушка превратилась в настоящую бой-бабу.
– Мне кажется, соседи слышат вас.
Джини понизила голос:
– Если вы не хотите быть моим мужем, скажите об этом прямо, и я уеду.
– Нет.
– «Нет» в том смысле, что вы не хотите быть моим мужем, или в том смысле, что не желаете отвечать?
– «Нет» в том смысле, что не хочу, чтобы вы покинули меня.
– М-м… Ну хорошо хоть, что не солгали.
– Я вообще не лгу, – повторил он.