Крылья мглы. Первая книга
Шрифт:
– Больше сказать нечего в свое оправдание?
– Нет, я не сочла необходимость топать целый день под палящим солнцем на голодный желудок и после бессонной ночи весельем, декурион Крорр. Нет, перспектива снова болтаться под потолком всю ночь, как кусок беспомощного мяса, и без возможности хоть песок смыть не вызывает моей радости. И нет, я не считаю справедливым и удачным произошедшее с Зенски. – Командир и остальные ликторы с любопытством уставились на меня, и даже псевдо-Итан оглянулся через плечо. – Еще парочка ночей в вашем чудо-карцере перед смертью ему бы не помешали.
Кто-то насмешливо фыркнул, а вот Крорр прищурился совсем нехорошо как-то.
– Все еще считаешь, что у тебя есть право судить кого-то и что хоть чем-то лучше любого из окружающего тебя
– Всего лишь отвечаю на поставленные вами вопросы, декурион Крорр, высказывая свою субъективную точку зрения, – пожала я плечами.
– Надо же, какая чудная прямолинейная девочка, – с мягкой насмешливостью тихо произнесла Илэш, и у Бронзового дернулась щека. – Как жаль, что не моя.
– И не моя, – поддакнул зеленый, а синий только снова фыркнул.
– Новобранец Войт никакая не девочка, а уж тем более не чудная, а хладнокровная убийца и законченная социопатка, Илэш. А прежде чем восхищаться ее несуществующими душевными качествами, Рилейф, вспомни, какое милое прозвище она заслуженно заработала, – раздраженно зыркнул мой командир на зеленого и, развернувшись, скомандовал мне: – За мной! Больше я дожидаться никого не намерен.
Я шла за ним по темному коридору, пялясь на сложенные сейчас и едва различимые крылья, и размышляла о том, что и не такие уж помороженные эти ликторы. Видно, желание позубоскалить друг над другом им не чуждо. Ну, исключая того, что волею судьбы достался в начальники мне.
Странное дело, но после ночного пребывания в карцере мой организм словно забыл на весь день об элементарных физиологических функциях, кроме разве что обильного потоотделения, а вот сейчас внезапно решил вспомнить обо всем и сразу. Живот заурчал так громко, что звук почти заглушил стук тяжелых ликторских ботинок по каменному полу, но, заведомо зная, что ничего не светит в ближайшей перспективе, я мысленно предложила ему заткнуться. А вот с другой насущной потребностью так не выйдет. Позволив себе краткую недовольную гримасу, глубоко вдохнула и таки обратилась к тыльной части решительно шагавшего командира:
– Декурион Крорр, мне требуется посещение туалета в ближайшее время, если, конечно, пребывание в карцере не включает в себя и пытки столь специфического характера.
Освещение здесь, как и почти везде в цитадели, было не ахти, но мне его хватило, чтобы рассмотреть едва заметный поворот головы Крылатого и совсем мизерное изменение положения жесткой напряженной линии его плеч. Такое чувство, что моя вынужденная просьба слегка расслабила злющего ликтора. Однако вслух он ничего не сказал, просто продолжил шагать, ведя меня явно в каком-то новом направлении, учитывая, что мы в основном поднимались по лестнице, вместо того чтобы спускаться.
– Декурион Крорр?
– Я тебя услышал, Войт! – одернул он меня резко. Ну да, и после этого я мисс Неразговорчивость?
Вскоре мы оказались новом коридоре, но тут, в отличие от нижних, было достаточно светло благодаря огромному, от пола до потолка, окну в конце, которое даже скорее напоминало еще один выход. Впрочем, стоит ли удивляться: здешние обитатели умеют летать, так почему им не покидать временами помещение прямо так?
Здесь, в противоположность нашим казарменным комнатам, были двери. Одну из них и открыл Крорр и слегка удивил меня, остановившись и пропустив меня вперед. Попали мы в помещение, размером как наши общие спальни. Сразу от входа по правую руку имелась белая пластиковая дверь, выглядящая немного нелепым новоделом в местных грубых каменных стенах. Командир тут же распахнул ее, открывая вид на ванную, и я едва успела пробежаться взглядом по аскетичной, практически безликой обстановке, из которой выбивалась только громадных размеров кровать.
– Войт – санузел, – указал он мне на белого друга, будто знакомил нас или удостоверялся, достаточно ли я цивилизованна, чтобы знать, как этим пользоваться. – Пятнадцать минут.
Если честно, я думала, что он над душой у меня стоять будет. С него бы сталось. Вдруг я тут сопру что-то ценное.
Облегчалась, а потом и мылась я в спринтерском темпе, даже умудрилась белье прополоскать и натянуть на свое чистое мокрое тело. Пойду в чертов карцер прямо так. Там было тепло, и замерзнуть мне не светило, а высыхание на теле хлопка после такого дня в кайф. Я отжимала волосы над раковиной, когда по спине прошелся легкий сквознячок.
– Я прямо-таки уверен, что для данного процесса гораздо практичнее и действеннее использовать полотенце. И я точно знаю, что в моей личной ванной они есть, – с легкой ноткой язвительности произнес Бронзовый у меня за спиной, и, вскинув свои глаза, я встретилась с его, насыщенно-зелеными, замирая совсем не от неожиданности. Его взгляд был до дрожи интенсивным и абсолютно нечитаемым. Такое чувство, что на меня одновременно смотрели два совершенно разных существа. От одного мощными волнами исходили откровенная похоть и дикое желание поглотить, буквально пожрать, а другое взирало отстраненно, равнодушно изучая меня, как какую-то букашку или создание низшего порядка, решая, стою ли я хоть одного потраченного на это внимание мгновения.
Во влажном тяжеловатом воздухе ванной загадочный и будоражащий аромат Крорра ощущался как некое эфемерное, но при этом и очень реальное прикосновение к каким-то неведомым уголкам моего сознания. Одинаково сильно хотелось от него избавиться и, наоборот, потянуться ближе, сделать конкретнее, дабы узнать, что же это. Огромные крылья за спиной Бронзового дрогнули, слегка распахиваясь, разбивая собой царство белоснежного кафеля и сантехники, видимое в зеркале, будто намереваясь захватить своей чернотой все доступное пространство или же напасть на меня, подобно хищнику с собственной волей, спеленать, лишить способности к сопротивлению. А мне отчего-то по-прежнему иррационально буквально требовалось знать, каково это быть окутанной этими живыми полотнищами, чувствовать на своей, сейчас почти обнаженной коже, их температуру, фактуру, силу касаний. Это желание произрастало из каких-то глубин разума, хотя скорее в обход его, с территории голых инстинктов, не поддающихся осмыслению и в нем не нуждающихся. Нечто, что просто есть в тебе по умолчанию. Крорр стоял полностью неподвижно, словно ему не нужно было дышать, я тоже замерла, не шелохнувшись, не разрывая зрительного контакта в отражении, и только густо-черные крылья подергивались, то раскрываясь шире, то медленно возвращаясь в прежнее положение. Вдруг цвет глаз ликтора изменился, становясь более ярко-зеленым, нечеловеческим, и это сделало с моей памятью странную штуку. В голове совершенно отчетливо, как будто наяву, зазвучал голос нашего старенького учителя Александра Кэша, с воодушевлением рассказывавшего нам о драгоценных камнях, редких минералах и прочей интересной, но абсолютно бесполезной для приютских детей фигне и демонстрировавшего нам на большом экране фото камней, стоивших безумных денег.
«Сапфир зеленого цвета встречается в природе крайне редко, называется так же хлорсапфир или восточный изумруд и ценится весьма высоко!» – вещал он как раз в тот момент, когда двери класса открылись и внутрь с недовольной физиономией ввалился высокий мальчишка в сильно поношенной одежде и с дерзким выражением лица, будто говорящим: «Ну же, дайте мне повод вам всем врезать». Так я впервые увидела Лукаса. И его глаза, единственные из тех, что лишали меня воли и много позже заставляли гореть заживо, были темно-карими. Не зелеными, как тот гребаный подсвеченный сапфир на весь экран и как эти, под гипнотическое воздействие которых сейчас попала. Я моргнула и резко выдохнула, разрывая зрительную связь и заодно изгоняя из легких и головы этот дурацкий аромат, что-то делающий с моими нервами и либидо.