Крылья не белого цвета
Шрифт:
Вот и сегодня я осторожно взяла его за руку. Юн повернулся. Он сидел напротив меня и казался таким счастливым. Не знаю, почему?
— …Просто так! — он снова угадывал мысли и отвечал, не успевая услышать вопроса.
— Ты говорил, что так не бывает. Что это…
— Невозможно? Да. Но я и ты… мы, — заострился на этом слове, — мы видим обратное.
Крылатый заулыбался кончиками своих красивых губ и, кажется, собирался опять рассказать историю. Ленивое летнее утро как раз позволяло посидеть подольше и не выходить на улицу, хотя та и манила к себе. Большие горячие дождевые капли падали
— Да.
Я даже не удивлялась тому, на что он ответил.
— У каждого из нас своя судьба, но… — эта глубокая пауза, сопровождаемая печальным вздохом снова как бы являлась отсылкой к несчастью самого Юэна. — Больно смотреть, когда судьба рушится прямо в одно мгновенье. Я видел своими глазами, как бабочка попала под машину. Это не шутка, не аллегория. Даже такая хрупкая и крылатая, как она, может в один миг кончить под колёсами жизни. Или… Я говорил про жучка?
На самом деле рассказывал, но я была не прочь послушать это ещё раз. Один из «любимых» рассказов Юни, он так же являлся реальным.
— Я видел… Возле твоей школы. Возле ворот… Ты даже знаешь, где это.
Место школьного парка всплыло в моём сознании. Это красивое и всегда солнечное пространство, заполненное зеленью и цветами. С трудом можно было поверить, что там, в этом цветочном рае, так же таилась смерть. А, впрочем, жизнь так обманчива!
— Я помню, как жучок переползал дорогу у самой этой калитки. Прошёл я, но заметил его не сразу. После стал наблюдать. Ещё несколько твоих одноклассников перешагнули жука, они так же не знали и не видели, что оставили его в живых. А после… — крылатый опять замолчал, видимо, вспоминая увиденное во всех подробностях. — Ваша злая математичка… Она раздавила его тогда, когда тот уже почти перебежал дорожку. Почти достиг своей цели… Она…
Эмоциональность моего друга иногда переходила границу.
— Это всего лишь жук… Их много.
— Нет, это просто судьба. Рок.
Если вдуматься, Юэн говорил правду. Сейчас и ранее, он был прав всегда, особенно, когда начинал рассказывать.
— Такая судьба…
— …Может случиться у каждого. Можно пройти все трудности, а после сдаться или просто отползти не в ту сторону…
Грустный голос был самым главным показателем, что история эта — не выдумка. Юэн не только видел, но и чувствовал всё это, и даже представлял на месте жучка себя. А иногда так сильно входил в роль, что начинал грустить без причины. Такое тоже случалось. И безумная радость, и горечь депрессий. Юэн был самым ярким представлением человека-настроения. Или не человека, не важно; эмоции бушевали в нём с невиданной силой и властью.
Ими частенько болел Юэн. Он становился грустным, ему надоедало все. На это было страшно и больно смотреть, но особенно ему самому. Дождь, как специально, портил настроение юноше.
— Это — депрессия, мечта иногда притупляется, и тогда появлялся страх.
— Но твои крылья…
— Растут. Они вырастут, когда я состарюсь! А тогда уже мне не надо.
Выглядело отчасти смешно, ведь перья были длиннее гусиных.
— Но ведь они растут… — повторила я с другой интонацией.
— Медленно! Хочу по-другому…
Наверное,
— Нам хочется иногда пострадать, погрустить, побыть той самой раненной птицей с поджатыми лапками и широкими раскрытыми крыльями. И мы говорим, что нравится так, возможно, хотим, чтобы о нас заботились; но мы даже не допускаем мысли о ещё большем удовольствии: о том, как если бы маленькие крылышки взвились вокруг нас и ласково коснулись щеки… Жизнь всегда лучше смерти, несмотря на мистическую притягательность последней, не смотря… ни на что. — сказал Юэн, его глаза горели светлым огнём, в них всегда читалась эта самая жизнь, жизнь вопреки всему, победившая страхи и беды. — Я просто не хочу, чтобы все старания, мысли, мечты… чтобы всё это кануло в лету! Чтобы всё это было напрасно, хочу, чтоб только наоборот!
========== Глава 15. Помощь девушки ==========
Каждый день, когда Лунс говорил, что идёт гулять, он направлялся в театр и учился актерскому мастерству. Небольшая группа, которую удалось собрать за это время, состояла сплошь из девчонок, но это мало волновало его — главное, ему там нравилось.
— Сегодня снова пойдёшь?
— Да… — восполнившись радости, прошептал он, и сияние, которое оттеняло его лицо с самого утра, волшебным образом передалось на лицо Миры.
Девушка захлопала крыльями и сказала, что очень рада. А он, обезумевший от таких эмоций, напрочь забыл про то, что ещё недавно считал свою мечту фантазией.
Бесконечные репетиции, упражнения с дыханием и другие забавные мелочи оттеняли его прежде скучную жизнь. И хотелось лишь одного — на сцену!
— Ты говоришь о ней в сотый раз… — однако Мира не удивлялась. Говоря свои слова, она радовалась и ничуть не упрекала его. Рад был и он, что нашёл и воплотил себя, да ещё и так быстро.
У Лунса оказался большой багаж. У него получалось всё и почти сразу, и другие удивлялись тому, как этот мальчик может быть настолько талантлив. Его слова звучали чересчур убедительно, а роли мастерскими и не наигранными. В своё первое выступление его засыпали цветами и даже попросили автограф.
Помнится, это был прекрасный день! Дождливый, но разве это так важно? В душе рыжего парня царило одно тепло. И это ощущение нельзя было передать словами! Ничто не действовало на него так, как смог повлиять театр.
— И это, знаю, волшебно!
Девушка с длинными волосами всегда поддерживала Лунса, приходила на каждый просмотр, кричала слова одобрения, хлопала громче других. Возможно, именно её поддержка заставила его увидеть в себе свой талант. Иногда это очень важно.
— Я же говорила, и вот ты смог!
Он обнимал её и трогал длинные крылья.
— Мира, нет, это не я… — искренние слова выражали растерянность и благодарность, они без конца показывали то отношение, которое воцарилось в душе у юного Лунса. И именно за это его любила она.