Крылья нетопыря. Часть II. Трон из костей
Шрифт:
Им тоже было не до маменькиного сынка Добронрава. В отличие от него у них было свободное время. Они могли иметь друзей и гулять с ними. Братья даже встречались с девушками и, будто в насмешку, частенько зажимали их под окном Добронрава.
Парень долго это терпел. Но ничто не может длиться вечно, и в один прекрасный день Добронрав вылил ведро воды на обнимающуюся внизу парочку.
Больше под окном никто не появлялся.
Добронрав стоял перед лесом вещих птиц. Сегодня был тот редкий день, когда парень мог ничего не
Когда боярич понял, где очутился, то похолодел.
Он стоял, заткнув большие пальцы за вышитый красным кушак, и с запрокинутой головой смотрел на величественные деревья, которые словно подпирали кронами небо.
Если бы его кто-то спросил, зачем он здесь, Добронрав не нашёл бы ответа.
Лес хранил молчание. Как и в прошлый раз, в его глубине глаз не различал даже тени движения, но Добронрав уже знал, насколько обманчивым может быть это спокойствие. Он не собирался возвращаться в рощу – не такой дурак, просто стоял неподалёку и смотрел. Всё-таки красиво.
Вечер окрасил деревья мягким оранжевым цветом. От всего вокруг будто исходило тепло. Дул мягкий сухой ветер. Тихо шелестела листва.
Добронрав вздохнул полной грудью и ненадолго закрыл глаза. Потом отрок обернулся и посмотрел в ту сторону, где за чередой двускатных деревянных крыш едва-едва выглядывал покатый, похожий на геральдическую пику фронтон родного терема. Там, возможно, его уже ждал отец, чтобы похвастать толковым сыном перед очередным знакомцем. Там в своих ложницах и светлицах его заморские наставники планировали очередное поучение. Так и сяк прикидывали, как бы впихнуть побольше разной дребедени в голову несчастного боярича.
Потом Добронрав медленно прошёлся взглядом по разновеликим строениям Лихобора. Отсюда можно было рассмотреть многое, почти всё. Низкие двупокатые крыши и старые срубы посада, что утопали в тени детинца и сторожевых башен. Сами башни, которые казались нарисованными на фоне сумеречного неба и совершенно нереальными. Дальше высились терема знати, один другого краше. Они соревновались между собой в яркости крыш, искусности росписи и величине самого сруба. Каждый старался сделать своё жилище заметнее и краше. Чуть далее блистали золотыми куполами, увенчанными золотым же перечёркнутым окружьем, собор святой Софии и лихоборский мужской монастырь елизарианцев. И совсем далеко виднелись башни княжеского крома.
Ему не хотелось туда возвращаться.
Боярич вздохнул и сел прямо на землю на том же месте, где и стоял. Высокая трава скрыла его почти целиком.
– Снова ты? – услышал Добронрав.
Глупо было надеяться остаться незамеченным около запретного леса, куда нормальные люди не ходят даже при свете дня. Бояричу ещё очень повезло, что его заметила именно Молиба, а не кто-нибудь другой.
Добронрав встал и осмотрелся. Птицы сирин нигде не было видно.
– Я, – улыбнулся он. – Здравствуй, Молиба!
– Здравствуй, Добронрав. Зачем ты пришёл? Ты ждал меня?
– Да, – сам не зная зачем, соврал парень.
Зашелестела листва,
– Вот дурачок! – посмеялась она звонким, как ручеёк, голосом.
Её губы были соблазнительно красными и блестели на солнце, должно быть, крылатая девушка недавно лакомилась какими-нибудь ягодами. В пушистых русых волосах застряло несколько маленьких веточек. Изумрудные глаза были такими большими и глубокими, каких боярич не видел больше ни у кого.
– Ну, что уставился? – всё ещё с улыбкой вымолвила птица. – Говори, зачем хотел меня видеть?
Добронрав тоже улыбался и смотрел на неё. Вместо ответа он просто пожал плечами.
Птица прыснула и, опасливо оглянувшись, произнесла:
– Ну, заходи, коль пришёл!
И Добронрав вошёл в запретный лес.
Как только над головой сомкнулись кудрявые кроны, откуда-то повеяло холодом, будто тонким пронизывающим сквозняком. Отрок поёжился, но продолжал идти. Сделав добрых три десятка шагов, боярич всё-таки остановился и оглянулся. Позади молодой подлесок и кусты громоздились друг на друга, и только два дуба стояли так далеко друг от друга, что между ними можно было без труда разглядеть деревянные крыши Лихобора. Их кроны переплетались меж собой, придавая им ещё большее сходство с порталом. За ними стоял ясный день, перед – сгустилось царство сумрака.
Обдав парня ветром, птица спустилась рядом. Она посмотрела в глаза человеку и чуть склонила набок голову. Взгляд птицыдевы был прямой и бесхитростный. В последнее время Добронрав всё реже такой встречал.
– Ты же не принёс мне ещё одну свистульку? – подозрительно спросила сирин.
– Да ладно тебе, я не такой дурак – понимаю с первого раза.
– Это радует.
Молиба вновь обходила его кругом, как в день их первой встречи, осматривала с ног до головы.
– А ты изменился, – заключила она.
И в самом деле, тогда это был худой долговязый паренёк, насмерть перепуганный и сбитый с толку после всего, что с ним стряслось в тот день. Теперь же перед птицей стоял высокий широкоплечий юноша с прямым, привыкшим к регулярным физическим упражнениям станом. Он не дрожал, не плакал, смотрел прямо и открыто. Единственное, что осталось от того загнанного мальчишки, – светло-русые волосы с медовым отливом и всё ещё грустные, задумчивые глаза глубокого голубого цвета.
– А ты всё такая же, – прошептал Добронрав и слегка нахмурился от того, как томно это прозвучало.
– Да, кажется, тела сиринов и людей изменяются с разной скоростью, – заключила Молиба.
Почему-то Добронрав испытал несказанное облегчение от этих её слов.
– Ты расскажешь мне о мире людей?
– Если ты расскажешь мне о мире сиринов.
– Отлично! Как хорошо, что ты всё-таки пришёл! У меня столько вопросов!
И она забросала его вопросами, не успел Добронрав вымолвить что-то ещё. Оказывается, Молибу действительно интересовало очень многое из мира людей. Добронрав вздохнул с деланой грустью и сел. Подмяв под себя сухой мох, он заговорил.