Крылья рух
Шрифт:
Кариман таращился на него, окончательно убедившись, что лишился разума. Откуда здесь взяться ларму?! Растерянный Кариман протянул к нему руку, чтобы потрогать – наверняка ведь растает, как дым.
«Может, расскажешь мне, что тут у вас творится?» – видение уклонилось от пальцев Каримана – не желало исчезать. Что ж, так тому и быть.
«У нас? Скоро будет свадьба», – криво усмехнулся Кариман, убирая руку и садясь на траве поудобнее.
«Чья свадьба?» – нахмурился Анриэ.
«Тарджиньи», – вздохнул Кариман.
«Она же
«Всё правильно».
Видение упёрло маленькие ручки в бока.
«А если не хотела, значит, её заставляют?!»
«Именно так, – Кариман вздохнул ещё тяжелее. Ему захотелось излить душу хотя бы ларму, которого воображение зачем-то нарисовало на берегу реки. Если это и не сумасшествие, то близко к нему. – Вот послушай, как всё было. Только я не виноват! Фарния, сестра, сказала мне, что если я помогу Тарджинье опять сбежать, меня сюда уже не пустят. И она – Фарния – добьётся того, чтобы нас с племянницей проклял весь род. Что мне было делать?! Я решил, Тарджинья поупрямится и согласится. Это ведь мечта любой женщины – выйти замуж, даже когда она говорит обратное…»
Воображаемый Анриэ пренебрежительно фыркнул, но прерывать не стал.
«Потом я всё-таки захотел поговорить с Тарджиньей. Объяснить ей, что мать желает ей только добра, весь род Фалеала желает только добра…»
«Ты дальше рассказывай!» – нетерпеливо пискнул ларм.
И Кариман рассказал, что было дальше. Вчера он купил в Ихранджане разных сладостей и пришёл к дому Фарнии. Сестра встретила его улыбкой, но в этой улыбке Кариману почудился оскал. Он неловко потоптался у порога:
– Я… к Тарджинье. Поговорить с ней хочу, извиниться.
– Иди, – Фарния забрала у него коробочку со сладостями и позвала младших дочерей, чтобы накрыли на стол. Они сдержанно поздоровались с дядей и тут же убежали. Кариман поднимался по лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, и спиной чувствовал взгляд сестры. Чтобы войти в комнату Тарджиньи, Кариман был вынужден нагнуться.
Тарджинья сидела у окна и вышивала. Она переоделась в розовое платье и причесалась так гладко, что Кариман даже удивился. На его памяти Тарджинья всегда ходила с растрёпанными волосами.
– Племянница, – обратился он к ней, подойдя ближе. Тарджинья повернула голову – глаза у неё были пусты. Ни гнева, который заставил бы Каримана отвернуться, ни обиды, от которой ему стало бы стыдно, – ничего такого он не увидел.
– Дядя, здравствуй. Посмотри, какое у меня вышиванье.
Кариман посмотрел – белая птица с подрубленным крылом, и окровавленные перья вышивались красным. Вот уж весёлая картинка!
– Послушай, Тарджинья… я знаю, тебе нелегко, – сбивчиво заговорил Кариман, не зная, как лучше продолжить, – но это… наш дом. Наша родня. Твоя мать…
– Я благодарна ей, – всё так же безучастно сказала Тарджинья и снова принялась вышивать,
Кариману стало не по себе. Казалось, перед ним сидела не Тарджинья, а кто-то незнакомый в её облике. Не веря, Кариман протянул руку и коснулся её щеки. Тарджинья замерла, как вспугнутый зверёк.
– Всё в порядке, – заверил её Кариман, испытав небольшое облегчение: следы от шрамов были на месте. Едва заметные, но отличающие Тарджинью от живой куклы.
– Всё в порядке, – эхом повторила Тарджинья, успокоилась и снова заработала иглой.
Кариман стоял перед ней, опустив руки, и непонятное, жуткое чувство в нём росло. Он сделал ещё одну попытку:
– Тарджинья… Ты должна меня понять. Я соскучился по родине, хотел вернуться, боялся, что не выйдет… А потом испугался, что меня выгонят, или поймают и отправят в Гибельный лес нас обоих. За побег.
– Ты прав, – отозвалась Тарджинья, прилежно вышивая красным птичье крыло. – Ты совершенно прав. Ты мудро поступил.
Кариман отпрянул.
– Что?!
Он повернулся, выскочил из комнаты Тарджиньи, едва не ударившись лбом о косяк, и с грохотом сбежал по лестнице вниз. Фарния удивлённо глянула на брата, когда он приблизился к ней, сузив глаза и сжимая огромные кулаки. Нет, конечно, он бы не ударил сестру, но в гневе, пожалуй, мог разнести весь дом.
– Что ты с ней сделала?
Лицо Фарнии стало жёстким, и по глазам было видно – она не раскаивается, что бы ни совершила.
– Дала ей зелье покорности. Еле добыла у ихранджанских колдунов за большие деньги.
– Она сама на себя не похожа! – Кариман повысил голос, и младшие племянницы, которые выглянули на крик, юркнули обратно в свои комнаты. Все, кроме Саеры – она стояла неподалёку заплаканная, с торчащими косичками, и слушала разговор.
– О да, не похожа. Тарджинья стала наконец такой, какой я её хотела видеть, – отрезала Фарния. – Я всё надеялась, она образумится, но только зелье помогло!
Кариман молча смотрел на неё, потом ударил кулаком о стену:
– Я заберу её! Ты поняла? Я заберу её от тебя!
Фарния вдруг сверкнула глазами, сложила руки на груди, в доме потемнело и стало ощутимо холоднее.
– Ты ничего не посмеешь сделать, Кариман. Тарджинья останется, а ты… будешь проклят! Ты этого хочешь? – С каждым её словом злость и решимость Каримана слабели. Между тем, злилась уже сама Фарния, и стало так холодно, что Кариман поёжился, желая только одного – поскорее выйти отсюда.
– Всё время, пока не было Тарджиньи, – Фарния наступала, и Кариман невольно попятился от неё, – я пролила озёра слёз, а мои волосы поседели! Такой позор лёг на мою голову! А когда ты сбежал, знаешь, как горевали отец с матерью?! Вам, безрассудным, не понять! Ни тебе, ни Тарджинье!