Крылья Тура. Командировка [2 том, c илл.]
Шрифт:
Наши дамы, клюнув кто винца, кто водочки, а кто и коньячка, порозовели, расстегнули по верхней пуговке на кофточках и затянули какую-то жалобную песню-плач.
— Стоп, стоп, стоп, барышни! Мы что, на поминках, что ли? А ну, давайте что-нибудь повеселее! А вот я вам спою про нас, про летчиков!
И я затянул:
Дождливым вечером, вечером, вечером, Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего…Тут я похолодел – фильм-то, по-моему, будет
А сам, тем временем, разливался соловьем:
Над ми-и-лым порогом, Качну серебряным тебе крылом!Песня имела бешеный успех. Еще бы! Хорошая песня, на самом деле – душевная, веселая. Что же мне делать-то, а?!
— Вот такую песню, друзья, услышал я в госпитале, в Сталинграде. Пел ее незнакомый мне парень, в халате и подштанниках. Кто ее автор – я не знаю. Похожа на народную, но точно не скажу. Ну что, еще по рюмочке?
— Все-все-все, Витя! Хватит нам, старухам! Пора и честь знать. Давай-ка мы тебе поможем убрать все…
Как я ни сопротивлялся, организованная женская дружина, сломив мое сопротивление, быстренько навела порядок, и, распевая на лестнице – следи-и-ть буду строго, мне сверху видно все, ты так и знай! – покинула пределы нашего расположения. Я обернулся к оставшимся. Толя и Лидочка сидели на тахте, взявшись за руки, и умильно глядя друг на друга. Да-а, это серьезно!
— А пойду-ка я, ребятки, подышу на улице! — проинформировал я молодежь, и, не слушая возражений, ссыпался вниз по лестнице.
Делать мне во дворе было особо нечего, и я действительно решил прогуляться. Бродил я минут тридцать, а потом решил вернуться во двор. И правильно, надо сказать, решил. Ибо! Ибо поспел прямо к конфликту, который грозил перерасти во что-то серьезное.
Четверо молодых парней, в кепочках, наброшенных на одно плечо пиджаках… кого же они мне напоминают? Точно – Промокашка! "Место встречи изменить нельзя" – однако, как точно актер передал характер! Вот они – настоящие, просто один в один!
Так вот, четверо промокашек уже теснили Толю грудью в темный угол, а один, самый молодой, держал и не пускал бьющуюся в его руках Лидочку. Видимо, их привлек богатый прикид пана Анатоля. А может, тут замешана ревность? Я не знал. Да и не хотел, честно говоря, знать. Так с девушками себя не ведут. И с моими друзьями тоже!
Чертом вылетев из темноты на освещенный квадрат двора, я подскочил к парню, который уже по серьезному выкручивал руку Лиде, и жестко пробил ему прямо в нос. Удар ослепил мачо, он схватился за лицо руками и оставил живот открытым. Получай! Я пробил его в солнечное сплетение и бросился на помощь Толе. Тут впервые вскрикнула Лида. Она увидела, что один из парней врезал Анатолию в челюсть.
Ага! А мсье Анатоль тоже не мальчик из Бердянска! Боксом, что ли, занимался… Толя увидел замах и сумел перевести удар в скользящий. Однако, голова у него мотнулась. Но – ничего! Как он пробил в ответ! Здорово! Парня буквально унесло в кусты. А тут и я подлетел. И
Последний из парней выхватил нож. Лида звонко крикнула: "Толя!" Звонко, но с опозданием… Парень успел ударить. Толя прикрылся и нож, распоров новую рубашку, сильно чиркнул его по руке. Вот, гад! Ну, держи!
Я бросил его телекинезом на забор. Парень сильно ударился о доски, спружинил, как от канатов на ринге, и снова бросился в атаку.
Так, эту агрессию надо ломать. С ножом на безоружных людей… Да у тебя, парень, ни чести нет, ни совести. Хочешь битвы – на фронт иди.
Я пресек его атаку и ударил. Ударил от души. Безвольной кучкой мяса он отлетел и упал.
Воздух уже буровил милицейский свисток…
Хорошо отдохнули – и выпили, и спели, и погуляли. И даже подраться успели.
— Здравия желаю, товарищ капитан, что здесь произошло?
— Здравия желаю, товарищи! Вот, нападение хулиганов… Впятером на девушку и моего друга. Он, кстати, военнослужащий, в отпуске. А теперь отпуск и продлится, на срок больничного. Порезали его, сволочи!.
— Товарищ капитан! А этот-то и не дышит… — окликнул меня один из милиционеров, склонившийся к парню с ножом.
— Спокойно, товарищи! Не толпитесь! Сейчас во всем разберемся!
Вот и погуляли, называется… Обмыли награду. Что суд грядущий мне готовит?
Будем посмотреть.
Глава 9
Как сказал поэт – "Моя милиция меня бережет…" Да, тогда это еще было, тогда так можно было сказать с полной уверенностью…
Тяжелое время было, но какое-то чистое, что ли… искреннее. Двери, считай, и не запирались, дети, как воробьи, счастливо и в полнейшей безопасности возились по своим мелким делам во дворах, ночью по улицам ходить не боялись. Действительно – человек был хозяином необъятной Родины своей. А напал враг, так тоже все просто. Вот – рядом с тобой друзья, а там, напротив, — враги! И все ясно и понятно! Сейчас, конечно, можно сморщить губы и процедить небрежно и свысока: "Примитив! Совок! Коммунячья пропаганда!" И кое-кто на это поведется, кое-кто будет также пытаться скривить губу, пристраивая на свою дебилоидную морду выражение крайнего интеллектуального презрения и превосходства.
До тех пор, пока по этой самой морде ему кто-нибудь не выпишет кулаком. А потом – "Милиц…" – ан, нету уже рабоче-крестьянской милиции-то! Тогда – "Полиция!" – ага! Еще скажи – фельджандармерия! Не интересуешь ты их, парень! Сложно тебя защищать и хлопотно, понимашь?! Да есть ли вообще смысл из-за тебя суетиться? Да еще с угрозой для собственной безопасности? Да пошел, ты… У порядочных людей есть бодигарды, они и позаботятся о достойных и финансово благополучных членах нашего общества, а ты, плесень, скребись себе в темный уголок и не отсвечивай там! И не вздумай опять кричать – "На помощь! Убивают!" Не до тебя, сейчас. Нам надо свою высокую зарплату перед хозяевами жизни отрабатывать…