Крылья Тура
Шрифт:
– Море, наблюдаю две колонны по девять троек «Ю-88». Высота ориентировочно пять. В точке рандеву их ждут шестнадцать худых, как поняли?
Рация минуты две шипела фоном, а потом разродилась:
– Дед, бомберов не трогай, повторяю – бомберов не трогай. Приказываю атаковать истребители противника. Я уже направил к вам подкрепление. Как понял?
– Есть атаковать истребители противника! Эскадрилья, разворот «все вдруг», вперед!
Мы все еще шли в наборе высоты. «Мессера» тоже начали перестроение. Две четверки худых стали карабкаться на солнце, остальные, дав форсаж, полезли
– Демыч, остуди нахалов!
– Со всем нашим удовольствием! А ну – салфет вашей милости!
Наконец-то Демычу выпал случай порезвиться. Мне было видно, как его пара бледных в дымке, почти прозрачных в солнечных лучах самолетиков, кажущихся неспешными и ленивыми, скользнула вниз, на немцев. Вот набрана в пологом пикировании скорость… немцы забеспокоились… вот Демыч делает резкий переворот через крыло… три секунды падения – и за «мессером» потянулся сначала дым, а потом и огонь с дымом. Есть один! А Демыч снова взлетел на солнце.
– Демыч, следи за худыми, мы работаем. Атака!
Одно за другим наши звенья атаковали лезущих на высоту немцев. Те боя не приняли, крутнулись через крыло и камнем рухнули вниз. Мы даже и не стреляли. Так, два звена немцев мы минуты на четыре из боя вывели. А где другие? А вот и они…
Собравшись и перестроившись после атаки пары Демыча, семь немецких самолетов, набрав скорость, по дуге строили заход на нас. Да, нужно признать, что «Мессершмитт-109 G4» в скорости прибавил, и на высоте он чувствует себя получше, чем наши «яки». Но идеального истребителя еще никто не создал. Я знал, что, прибавив в скорости, «месс» потерял в управляемости. На высоте, на большой скорости «месс» плохо слушался рулей, немецкому пилоту приходилось прилагать большие усилия, чтобы управлять самолетом. Виражить и делать каскад фигур «месс» просто не мог.
– Блондин, вверх! Выставляй своих под Демыча! Первое звено – резко вправо!
Мы смогли крутануться, а немцы – нет. Они так и просвистели мимо нас, без стрельбы.
Пара Демыча еще раз упала на фашистов. Уже два дымных «мессера» вышли из боя пикированием. Так бы вы до земли и падали… Эх, не засчитают ведь нам никого, кроме сгоревшего… Как там Покрышкин говорил: «В счет войны будет…»
А вот, кстати, и он сам.
– Сотка! Приказываю атаковать бомбардировщиков, не допускать их до сброса!
– Я – Сотка, вас понял, всем – атака!
Далеко уже, да и на солнце… Но все равно видно – во-о-н, два дыма пошли вниз. Кто-то отлетался… Да, на «кобрах», с их 37-мм пушкой, бомберов можно давить со всем моим удовольствием. Попадание даже одного фугасно-зажигательного снаряда может уничтожить любой самолет. Даже такой крепкий на повреждение, как немецкий бомбардировщик «Ю-88».
Ну да ладно, у Саши свои игры, а у нас – свои! Хотя какие уж тут игры? Два звена немцев, те, что упали в пике, так и не думают возвращаться, а эти два битых звена тоже уходят… Ишь как коптят на форсаже, бедняги! Не понравилось им, значит! Не для них игрушки…
– Море, мы уже почти выработали бензин… Прошу разрешения… – Закончить мне земля не дала.
– Понял, Дед. Вам – 555!
Все, пришли сменщики, можно уходить…
– Всем – занять свои места, идем домой!
Тем же вечером.
«От
В течение 22 апреля на Кубани, северо-восточнее Новороссийска, наши войска артиллерийским огнем и бомбардировкой с воздуха продолжали разрушать укрепления противника.
В воздушных боях сбито 35, огнем зенитной артиллерии 21, а всего 56 немецких самолетов. Наши потери 11 самолетов. На других участках фронта ничего существенного не произошло…»
Тем же вечером, но уже в столовке.
– А что ты, Витя, даже и не стрелял в бою?
– Нет, он теперь только командует, а стреляет всякая мелочь и пузота, вроде Демыча с Петруччо! А оне с высоты только пальчиком указуют – туда, мол, стрельните, братцы!
Я в это время стоял над здоровенной кастрюлей с крышкой в одной руке и «разводящим» [26] в другой. Нужно что-то сказать, а то заклюют ведь.
26
Разводящий – половник (армейский жаргон).
– А ведь вы и сами не поняли, насколько вы правы, ребята. Я – командир эскадрильи. Я теперь воюю не одним самолетом, а звеньями! Вот так! – Я прикрылся крышкой от кастрюли и угрожающе поднял руку с половником над головой.
– Одним звеном я прикрылся, а другим – ударил! И напомните мне, сколько «мессеров» упало-то? А? Вот видите… А вы – не стрелял! Мне и стрелять не надо. Я одним махом семерых побивахом! Подставляй миску – давай плесну горяченького!
Народ молча задумался…
Глава 6
Теперь пора сказать и о другом. О своих возможностях и их применении в деле борьбы с немецко-фашистскими оккупантами.
Долго прятать от широкой общественности шалости с пирозарядами не удалось бы даже Гарри Гудини. Да я их, собственно, и не скрывал. Тем более что «широкая общественность» сама и стреляла, сама и наблюдала, как очереди полыхают по земле. Самолетов пирозарядами еще никто, кроме меня, не сбивал. Да, кстати, тот «Хе-111», бортстрелок которого засадил мне в мотор, все же упал. Он стал пятнадцатым сбитым мной самолетом врага. Комполка мне ничего не говорил, но его довольный вид явно показывал – представление на Героя уже ушло по инстанциям. Ну да ладно – не об этом сейчас…
Так вот. Ребят просто распирало от любопытства. Я читал их мечущиеся, как летучие мыши под светом мощного прожектора, мысли, как открытую книгу, посмеивался и ждал наиболее подходящего случая. Начинать разговор надо так, чтобы одним разом и окончательно расставить все точки над всеми буквами «i». Тем более что около меня крутился еще один о-о-чень любопытный молодой человек, служивший по другому ведомству.
Ребята – молодцы, долго раскачиваться не стали, и, пошушукавшись с остальными, Толя Рукавишников и Демыч, как наиболее авторитетные и заслуженные летчики эскадрильи, как бы невзначай «спланировали» ко мне вечером того же дня и взяли меня «в клещи».