Крылья
Шрифт:
Гани Наэль подошел к стражам и громко, уверенно произнес:
– Но гражданина Города Огней вы же не можете не пропустить? – Он показал стражникам свой браслет на руке, видно, имевший для тарийцев какое-то значение. Фенэ и раньше примечала у него этот браслет, кажется, серебряный. На нем выгравированы птицы, чередующиеся с непонятными для нее символами.
– Это ты, Мастер Гани Наэль? – послышался скорее гром, нежели человеческий голос откуда-то сверху.
Наэль задрал голову, пытаясь разглядеть говорившего, и крикнул:
– Это ты, Седдик?
– А кто ж еще? – ответил голос.
– Твои ребята не желают вернуть в лоно Тарии истинного тарийца! Неужто за год я
– Тебя забыть сложно, Гани!
– Так вели меня пропустить! Со мной еще ученик!
– Заходи вовнутрь – потолкуем, договоримся и о тебе и об ученике! Давно не слышал хорошей песни, а то от пения моих ребят горы дрожат, и я опасаюсь лавины! – Из башни над воротами послышался раскатистый смех. Стражи внизу тоже не сдержали улыбок, выглядевших чужими на их суровых лицах.
– Лавина скорее сойдет от твоего хохота! – выкрикнул Гани в ответ и направился к калитке.
Путь его шел мимо повозки Фенэ, он сделал небольшой крюк, чтобы подойти к ней и, заглянув под балдахин, спросить:
– О вас тоже договариваться, к’Хаиль Фенэ?
Она отчего-то… утвердительно кивнула.
Когда Гани Наэль вошел за стену, Фенэ через раба передала караванщикам, чтобы они прекратили спорить и становились лагерем. В любом случае – придется ли им поворачивать назад, или Наэлю удастся уговорить стражей пропустить их – отдохнуть перед дорогой хотя бы день не помешает.
Люди, рабы и свободные, засуетились, и уже через полчаса у обочины широкой дороги – лучшего места здесь не нашлось – вырос ее зеленый шатер. Она послала раба к Кох-То – пригласить ее под свой временный кров. Общества глупой и напыщенной подруги не хотелось – нужно было поразмыслить в одиночестве, но не пошли она приглашения – и Кох-То обидится.
Появился Ого. В последние дни путешествия он слишком много времени проводил с учеником Наэля, с этим странным мальчиком… Да, Фенэ сама поручила своему рабу следить за ним, но добытые Ого сведения пока никакой ценности не представляли. А убивать часы, болтая с Вирдом, Ого, похоже, нравится – она слишком мягка с ним, дала ему слишком много свободы, она забыла, что Ого – раб.
Рыжеволосый парень, широко улыбаясь, заглянул под балдахин и предложил руку для того, чтобы она вышла. Она взглянула на него, вздохнула: реши она идти в Тарию, ей придется обходиться без рабов. А Ого? Ого нужно будет либо отпустить, либо подарить Кох-То – та давно мечтает его заполучить; может, даже купит.
– Узнал что-то новое? – строго спросила Фенэ, выходя из повозки и направляясь к своему шатру.
Ого пожал плечами.
– Что рассказывает он о Тарии? – вновь спросила Фенэ и заметила легкое недоумение, проскользнувшее на лице парня. Ему было поручено выяснить у этого Вирда, кто он такой и откуда. А они, скорее всего, обсуждают прелести рабынь!
– То, что он рассказывает, я плохо понимаю… – ответил он. – Тарийские обычаи – такие странные…
– Он тоже стремится туда, как Мастер Наэль?
– Намного больше! – ответил Ого, кажется, искренне.
– Что же его так тянет?
Ого вновь пожал плечами:
– Он хочет… учиться… в этих… как их там – Академиях!
Да. Это похоже на правду. Но ей, Фенэ, в Академиях уже не учиться, и если она желает стать гражданкой Города Огней, то ей нужно найти другой способ.
– Скажи мне, Ого, а о чем мечтаешь ты? – Фенэ остановилась и внимательно посмотрела в его чистые, как безоблачное утреннее небо, голубые глаза.
Ого отвел взгляд и закусил губу, но тут же взял себя в руки и, как обычно широко улыбаясь, ответил:
– Следовать за тобой, моя к’Хаиль!
Фенэ хмыкнула:
– Скажи мне правду. О чем ты
– Такие мысли губительны для рабов, я стараюсь не думать об этом.
– Но все же? – настаивала Фенэ. – О чем?
Улыбка Ого опять спряталась, как солнце за тучей. Он был высок – на две головы выше нее, у него широкие плечи и сильные мускулы; сейчас, возвышаясь над ней, он не казался Фенэ рабом – с этим сосредоточенным выражением на лице, с этим шрамом, пересекающим щеку, – сейчас он был похож на воина не меньше этих вон стражей границы, что патрулировали, прохаживаясь по стене. Кутийская кровь даже в рабстве не превращается в воду.
Фенэ уже знала ответ, когда Ого наконец произнес:
– Любой кутиец мечтает взять в руки оружие… – Он встрепенулся, бросил на нее косой взгляд и поспешил добавить: – Но я… я – твой!
Фенэ кивнула: «Конечно же – мой!» – и продолжила путь.
В шатре еще не было Кох-То – та, как обычно, собиралась очень долго. Фенэ села на разложенные на коврах подушки, махнула рабу:
– Иди, Ого, мне нужно побыть одной. Но если увидишь, что Мастер Наэль возвращается, – тут же сообщи мне.
«Я пришла к самой границе… Мое прошлое и мое будущее готовы сразиться сегодня друг с другом, как и Ара с Тарией… Что я оставила позади? Рабов? Имя? Славу? Имения? Все, что могу потерять, когда начнется война… А что впереди? По ту сторону стены? Неизвестность… Неизвестность… И пустой риск… Я даже не знаю, пропустят ли меня!»
Она смахнула слезу, встала, подошла к одному из больших сундуков, стоящих в ее шатре, открыла, небрежно отбросила платья, лежавшие сверху, и взяла в руки небольшую коробочку с именем Ого на крышке – Права. Она сказала Гани Наэлю неправду о том, что оставила Права в Буроне. Здесь, в сундуке, спрятанные под одеждой, хранились Права на всех рабов, что были с ней в караване, – ровно девяносто четыре. Нет и десятой части от числа тех, кем владела Фенэ. Права Ого всегда лежат сверху. Она открыла коробку: вот локон его рыжих как огонь волос, вот его кутийская кровь… неужели когда-нибудь Фенэ смогла бы отдать это эффу? Кто она? Арайская госпожа или уже нет? Права тех, кого она решит отпустить, нужно будет прилюдно сжечь. Но до этого ведь еще не дошло? Может ли до этого дойти? Если бы отец ее был жив… он дал бы совет, он перевел бы ее через эту границу, на которой сейчас мечется ее сердце.
Фенэ спрятала Права Ого в расшитый кошель на поясе, а остальные прикрыла платьями и захлопнула сундук.
Гани Наэль
Вместе с тогда еще будущим Мастером Мечником Пятилистника Халом Седдиком Гани в былые времена выпил не одну кружку доброго пива и не одну чашу отменного вина, то и дело влипая в разные приключения во время своей учебы в Пятилистнике, хотя они и были из разных Академий. Этот высоченный и широченный громила, двуручный меч в руке которого казался детской игрушкой, а его громкий смех, да и просто голос могли и вправду вызвать лавину, был на самом деле добрейшей души человеком. Хотя, было дело, он избил Гани до полусмерти – с этого, собственно, и началась их крепкая дружба. Он хлебосольно принимал Наэля, накрыв стол всеми деликатесами, что нашлись в его пограничной башне: жаренная на вертеле баранина, огненные соусы, приготовленные местными горцами, козьи сыры, тонкие лепешки – тоже горские, множество сортов винограда и конечно же его хмельная кровь – вино! Здешнее вино на вкус иное, нежели фа-нолльское или арайское. Кровь Дракона, добытая с его Хребта… Где-то с год назад Гани вот так же хлебосольно принимался Седдиком за этим столом, правда, следуя не в Тарию, а из нее.