Крылья
Шрифт:
– Альхен? – загробным голосом сказала я в телефон.
– Лика? – зареванным голосом отозвалась трубка.
Я почувствовала, что Алька вот-вот расплачется. Однако в следующую секунду шепот превратился в истеричный крик:
– Вернер?! Лика?! Где ты? Лика? Это ты? Ты в порядке? Это точно ты?!
– Да… Это я… Что… что случилось?
– Ты спрашиваешь у меня, что случилось? Да ничего. Ничего особенного! Моя подруга бесследно исчезла, и от нее ни слуху ни духу уже третий день! А так все хорошо! Просто, блин, замечательно!
– Черт! – выругалась я. –
– Лика, я же знаю тебя. Ты никогда ничего подобного не вытворяла! Я обзвонила все места, где ты могла быть, всех друзей. Возможно, я бы не дергалась, но… ребята видели, как ты ушла с вечеринки с какой-то… цыганкой.
– Что? – охрипла я.
– Со смуглой бабой на дорогой тачке, так понятней?!
– О не-е-ет, – я повалилась на стол. – Да с чего вы взяли, что она цыганка?! И вообще! Даже если цыганка, то что?!
– Цыгане воруют детей! – прошипела Алька в трубку.
Я была на грани истерики.
– Поэтому прости, но я не могла по-другому…
И в этот момент мной завладело предчувствие чего-то жуткого. Алька извинялась! Она не извинялась почти никогда и не перед кем, но сейчас я отчетливо слышала слово «прости», вылетевшее из ее рта и застрявшее в моем ухе.
– Алекс, что ты сделала? – охрипшим голосом спросила я.
– Лика, прости. Я не могла иначе. Я обязана была сделать это…
– Что ты сделала?!
– Я рассказала матери. Она подняла на уши всех ментов в городе. И мы позвонили твоим родителям в Германию.
Мое сердце сделало бешеный скачок. Я не могла пошевелиться. Алька продолжала что-то кричать в трубку, но я уже не разбирала слов.
– Я перезвоню, – сказала я ей и нажала отбой.
Крис сел рядом, обнял меня, и я заползла к нему на руки, едва живая от ужаса. Голова налилась монотонным шумом, как перед очередным прыжком.
– Меня сейчас выбросит, – пробормотала я.
– Дыши глубоко, – Крис развернул меня к себе. – Дыши. Не закрывай глаза и старайся не смотреть в одну точку.
Я начала медленно вертеть головой по сторонам, делая глубокие вдохи, как физкультурник на разминке.
– Ты слышал?
– Да.
– Что мне делать?
– Позвони родителям.
– Мне страшно, – всхлипнула я.
– Им точно страшнее.
Я обхватила Криса за шею, прижалась к нему еще крепче и по памяти набрала номер отца.
Тот голос, который ответил мне, был так мало похож на голос папы. По моим щекам потекли слезы.
– Папа, это я! И со мной все хорошо! Папа!
Он молчал. Сначала раздался резкий вдох, как будто кто-то где-то проколол шину, а потом сдавленный всхлип. Я представила, как он стоит, прислонившись лбом к стене, вцепившись в телефон, и плачет – и сама зарыдала еще сильнее.
– Где ты? Ты в порядке? Тебя не похитили? – он отчаянно пытался взять себя в руки.
– Я в полном порядке. Я в…
Я посмотрела на Криса, он понял мой молчаливый вопрос и кивнул.
– Я в Швейцарии.
– Где?! – по еще одному тяжелому выдоху я догадалась, что папа рухнул в кресло…
– В Швейцарии, – сдавленным голосом повторила я.
– Какого черта ты там забыла, Лика?! Какого черта?!
– Я не могу сейчас рассказать, но я в полном поряд…
– Господи милосердный! Я думал, что ты взрослая, ответственная девушка, а оказалось… Мы думали, что потеряли тебя! Так же, как Феликса! Ты понимаешь, о чем я? Понимаешь? Ты хотя бы примерно представляешь себе, что такое потерять второго ребенка и последнего?
Слезы лились из моих глаз ручьями. Я поняла, что тонкие стоны, доносящиеся до меня сквозь рокот папиного голоса, – это плач Анны.
– Немедленно марш оттуда! – рявкнул папа. – Немедленно! Или лучше мне приехать за тобой?
– Нет!
– У тебя есть деньги? Ты сможешь сама сесть на самолет?!
У меня не было сил спорить или возражать.
– Да, у меня есть деньги. Да, я смогу… Куда лететь-то? В Симферополь? В Хайдельберг?
– Мы с Анной собирались сегодня вылететь в Симферополь, но сейчас будем возвращать билеты. Прилетай в Маннхайм, я встречу тебя… Тебя точно не похитили?! С какого номера ты звонишь, и почему он засекречен?
– Я звоню из автомата, – буркнула я. – Если что, звони на мой мобильный, он теперь включен.
Я медленно отложила трубку, спрятала лицо у Криса на груди и разрыдалась. Меня как будто за ноги выдернули из того головокружительного, волшебного рая, обретенного этой ночью. Выдернули за ноги и, пригрозив кнутом, потребовали срочно вернуться в реальность.
– Я так сильно напортачила, Крис… Как еще никогда в жизни. Я перепугала их всех до смерти…
Даже не предстоящее разбирательство с родителями и Алькиной мамашей пугало меня сильнее всего, а разлука с Крисом. Мир, в который он впустил меня, вдруг показался таким хрупким и иллюзорным. Где-то внутри меня распустило скользкие щупальца ощущение, что если я уеду, то, вполне возможно, больше никогда не увижу ни его самого, ни его братьев и сестер. И даже если мне удастся вернуться сюда на поиски, то я не найду ни маленького аэропорта у подножия Альп, ни ресторана, в котором мы обедали, ни клиники, ни этого многоэтажного дома, под самой крышей которого находился пентхаус Криса.
– Боже, – все, что смогла сказать я, полностью раздавленная этими жуткими мыслями. Я очнулась от легкого звона тарелки о поверхность стеклянного стола.
– Поешь, хорошо?
Передо мной дымились два горячих сэндвича с расплавленным рокфором, на каждом из которых лежало красное сердечко, вырезанное из помидора. Я посмотрела на эти сердечки, и слезы хлынули наружу с новой силой.
– Эй… – Крис сел рядом и стер слезы с моих щек. – Это всего лишь недоразумение, окей? Ты уехала и была слишком занята другими… э-э-э… делами, чтобы вспомнить о том, что надо бы предупредить кого-то о своем отъезде. Так случается. Ты же не сделала это специально, понимаешь? Не произошло ничего страшного. Родителям, конечно, пришлось туго, но, представь, какое облегчение они испытывают теперь… Тебе надо поесть, давай.