Крым
Шрифт:
На вершинах гор росли тонкие островерхие ели. Им не хватало тепла и света. Они кренились все в одну сторону, как нагнул их полярный ветер. Высоко пролетел ворон, скрылся в расселине, и оттуда раздавалось его вещее карканье. Река несла в своих черных потоках серебряные браслеты и ожерелья. И Лемехову казалось, что сюда, с наступлением темноты, сойдутся великаны, те, что населяли молодую землю, и горы загудят от их каменных голосов.
Вертолет мог вернуться с Топтыгиным и московским гостем, и Лемехов стал готовиться к их прилету. Поставил палатку. Собрал хворост.
Раскрыл чехол, в котором лежали спиннинги. Сел на камень, оглядывая прекрасные и пугающие горы, близкую тайгу, благоговея перед Творцом, который пустил его в свой священный чертог.
Из горной расщелины пролилась тонкая струйка дрожащего звука. Появился вертолет, похожий на звонкую осу. Сел в стороне на отмель. Из него высадились Топтыгин с компаньоном, в резиновых сапогах и комбинезонах. Двинулись к Лемехову. Вертолет улетел, словно его сдуло ветром. И стало слышно, как Топтыгин, обнимая гостя, говорил:
– Вы убедились, Антон Афанасьевич, что народ у нас головастый. Вы нам, мы вам. Слово держим.
– Только молчок. Деньги любят тишину.
Они приблизились. Топтыгин жадно взглянул на реку, на спиннинги:
– Давай, Немой, налей нам по сто грамм. Чтобы лучше ловилось. Так, нет, Антон Афанасьевич?
– Сто да сто – двести! – засмеялся гость. Было видно, что они с Топтыгиным были пьяны.
Лемехов налил в рюмки водку, отсек от буханки два ломтя, посыпал солью.
– Ваше здоровье, Антон Афанасьевич! Таких людей, как вы, раз-два и обчелся!
Он был щедр, хлебосолен. Уже подарил гостю женщину, шамана. И теперь дарил эти горы, реку, божественные скрижали.
Они выпили, извлекли из чехла спиннинги.
– Ты, Немой, бери сетку, ходи за мной. Я на уху наловлю, и ступай вари.
Река неслась в темных воронках. На дне их сверкало солнце. Рыбаки разделились. Гость неумело, путаясь в леске, забрасывал блесну. Топтыгин, отрезвев, острым взглядом ловца прицеливался, кидал блесну, крутил катушку. Было видно, как трепещет под напором воды тонкая струнка.
Первую рыбину Топтыгин поймал почти сразу. Спиннинг выгнулся, леска натянулась. Топтыгин откинулся, крутил катушку. Рыба вспыхнула над водой, взметнулась в пене. Бурлила на конце лески, приближаясь к берегу. Топтыгин выхватил ее из воды, она крутилась в воздухе трескучим пропеллером. Топтыгин схватил ее левой рукой. Из кулака торчала голова с золотым глазом, извивался слизистый хвост. Топтыгин извлек из кармана хирургические ножницы и с хрустом надрезал рыбью челюсть. Извлек крючок.
– Ай, ленок! Ай, ленок! С почином! – Он повернулся к Лемехову: – Что смотришь, Немой! Подставляй сетку!
Кинул рыбу в сетчатый садок, и рыба, ошалев от боли, ходила ходуном, вставала на голову, брызгала слизью, стараясь пробить ячею, крутила полными ужаса золотыми глазами.
Вторая рыба неслась над водой, как торпеда, оставляя пенный след. Топтыгин вырвал ее из реки. Она
– Ой, ленок!
Топтыгин поворачивался в разные стороны, прицеливался, метко забрасывал спиннинг, словно знал, где, среди черно-серебряных воронок, плывет рыба. Выхватывал, приговаривая:
– Ой, ленок! Ой, ленок!
Садок отяжелел. Рыбы пахли рекой, слизью. Лемехов страдал, видя, как очередная рыба вырывается с корнем из реки, и в реке, где она плыла, остается рана.
У гостя Антона Афанасьевича не ловилось. Он забрасывал на мелкое место. Иногда на крючок попадался клок травы. Несколько раз он цеплял крючком себя самого.
Наконец, ему повезло. Пойманная рыба крутилась на леске, то вылетала на поверхность, то исчезала. Антон Афанасьевич тянул, дергал, издавая торжествующий крик. На мелководье он дернул спиннинг, рыба взлетела, сорвалась с крючка, упала на берег у самой воды. Стала скакать, подбираясь к реке. Антон Афанасьевич кинулся к ней, ловил руками. Рыба выскальзывала, подбиралась к воде. Антон Афанасьевич падал, старался накрыть ее грудью.
Лемехов издали следил за этой нелепой схваткой. Взглядом, страстным сочувствием помогал рыбе. Выхватывал ее из рук Антона Афанасьевича, заставлял того спотыкаться, падать. Рыба достигла реки, взбурлила на мелководье и ушла в глубину. Скрылась среди серебристых вспышек.
Антон Афанасьевич поднялся, чертыхаясь, грозя кулаком реке. А Лемехов торжествовал, представляя, как стремительно мчится рыба в холодных потоках.
Уха бурлила в котелке, всплывали белые рыбьи ломти. Лемехов разливал уху по пластмассовым мискам. Топтыгин и Антон Афанасьевич пили водку, хлебали уху, обжигались, откидывали рыбьи кости.
– Ничего, Антон Афанасьевич, не огорчайтесь. Мы здесь ловим, а вы там, в Москве ловите. Вы там рыбак первоклассный. Такие рыбины к вам попадаются. И президент, и премьер, и вице-премьер. Мы ваши связи отслеживаем.
– Мало связи заиметь, их удержать надо. – Антон Афанасьевич, уступивший Топтыгину в искусстве ловить рыбу, демонстрировал свое превосходство в иной, недоступной Топтыгину области. – Здесь к каждому должностному лицу свой подход. Например, президент. Когда с ним говоришь, надо смотреть ему прямо в глаза и говорить очень спокойно. Если в глаза не смотришь, значит, что-то скрываешь. Если нервничаешь, значит, гневаешься на президента. С премьером иначе. Если чего-то от него добиваешься, какую-нибудь схему предлагаешь или делаешь предложение, скажи так, будто ты его собственные мысли излагаешь, его гениальные идеи высказываешь. Это сработает. Он твои предложения примет как свои собственные. Третье дело – с вице-премьерами. У каждого свой характер, свое слабое место. Вычисли и бей в яблочко. С одним говори в кабинете. С другим в ресторане. С третьим на яхте, где-нибудь в Средиземном море. Но будь осторожен, держи дистанцию. А то он утонет и тебя утянет.