Крымский Ковчег
Шрифт:
Есть как-то перехотелось. Уж как Михаил ни любил незамысловатую закуску к такому же простому напитку, но что-то сегодня не торкало.
– Ефим Маркович, я видел ваш подвал, был по вашему поручению в Мефодиево, и мне иногда начинает казаться, что я то ли сплю, то ли обкурился чем… Тот директор, которого я знал… Дело не в том, что вы убили ту тварь. А вот то, что вы заведомо послали его на убой, что мне ничего не сказали… Тот директор, которого я знал, так бы не сделал – никогда. Мне даже трудно представить, что вы с этой штукой в ковчеге делать будете. Врагам
– Все так. У нас тут, Кривой, по понятиям властей, не приют, а такой специальный черный ящик, который, если ему чуток помочь – буквально в размере одного батальона, а в остальном не мешать, – выполняет уникальную работу – расшифровывает любую информацию. Вообще любую.
– Это кому-то нужно?
– Это нужно всем. И я не удивлюсь, если наши отцы-командиры уже давным-давно не столько работают на отечество, сколько продают нашу работу другим. И всего-то нужно – охранять нас.
Михаилу вдруг захотелось вернуться в те времена, еще совсем недавние, когда его работа была простой и понятной – все его знания о грузе сводились к цене доставки и особенностям упаковки.
– Я не верю. И вы сами не верите в то, что говорите. Они просто ждут. Ждут либо когда вы доковыряете свою машину, и тогда они приберут ее к рукам, либо когда не станет понятно, что вы с ней ничего сделать не можете. И тогда они тоже вас подвинут.
– Может, и так. А может, они просто не могут добраться до нее без меня. Для начала им нужно будет попасть в Лифт. А потом неплохо бы, чтобы этот Лифт доставил их на нужный этаж. Без меня наш транспорт – просто большая металлическая коробка. А принцип его действия – такая же загадка, как и вся доставшаяся нам машинерия.
– Доставшаяся от кого?
– Когда-нибудь я тебе расскажу и об этом.
Директор оглядел стол и потянул к себе миску с котлетами.
– То, что ты привез, будет использовано. Машина, которую ты видел внизу, как ты уже понял, не самая безобидная вещь. Чтобы машина знала, что делать, ей надо дать образец, будет образец – и она найдет и уничтожит все, что хоть как-то связано с этим веществом. Слышал про Содом и Гоморру? Если верить тем записям, в которых мы уже столько лет копаемся, там на самом деле работала именно такая техника.
– Страшно подумать, что они в качестве образца для Содома брали… Ефим Маркович… а если вы ошибетесь?
– То есть?
– Ну машинка ваша как-то не так сработает. Не всех убьет или убьет не тех…
– Тогда, Миша, все вообще просто. Значит, это уже не наша забота, а Господа. А у него всегда есть запасной план.
Глава двадцать седьмая
Черные гончие
Во время атаки в пешем строю только один боец срочной службы из десяти решается выстрелить в противника.
Пусто, прохладно,
– Где ковровая дорожка? Почему никто не встречает? И кто-нибудь в курсе, какая это станция? – Зингера несло.
– «Кропоткинская», – подал голос Мустафа, – и молитесь, чтобы нам никто не организовал торжественную встречу.
– Дык у нас браслеты, «счастливые копейки», «московский патронташ», мечи и пистолеты, да и сами мы чего-то стоим…
– А сколько у нас шпаг? – подхватил Лис.
– Четыре! – неожиданно хором ответили все, кроме Мустафы.
– Какие шпаги?
– Нужно, Мустафа, иногда выходить из своей харчевни, садиться дома на диван и смотреть старые комедии.
– Я не смотрю телевизор.
– И на диване не сижу, – поддел Зингер, – у него такая специальная доска с гвоздями для тренировки силы воли.
– Где-то я это слышал, – отозвался Энерджайзер.
– Тоже в одной старой комедии, – откликнулся Лис.
Вышли из метро с оглядкой, расположились под арочкой, осваивались.
– Здравствуй, Москва, сердце нашей Родины, – прочувствованно продекламировал Зингер и, договаривая фразу, вытащил «глок» и выстрелил.
Стремительные темные тени рвались к арке, размазываясь чернильными пятнами по стенам, двигались беззвучно.
– Черные гончие, – Мустафа и не подумал тянуться к пистолету, вытащил мачете и сделал шаг навстречу, – не отступать, порвут!
Кажется, впервые Мустафа пошел вперед без оглядки. Вероятно, это была школа боевого пропеллера или какой-нибудь корейской мясорубки – уже две псины попали к нему на фарш, а Мустафа знай себе вертел мачете, шаг за шагом отступая к арке, чтобы хотя бы за спину не бояться.
Энерджайзер оказался самым мудрым. Трудно сказать, как ему это удалось, но сейчас он сидел сверху на арке и спокойно расстреливал боезапас. Только толку от этого отстрела было немного. Гончая, попавшая под пулю – а чтобы попасть в нее, надо было ой как постараться, – останавливалась, замирала на месте секунды на три, будто осмысляя происшедшее, после чего вновь бросалась в атаку. Пару раз Энерджайзеру удалось попасть собаке в голову – как раз в те моменты, когда гончие приходили в себя. Это помогало. Еще лучше помогло бы что-то крупнокалиберное, очень кстати был бы танк.
Зингер отстрелялся и сейчас орудовал мачете и ножом: если бы кто-то увидел его лицо, решил бы, что человек играет в шахматы, какой-нибудь сеанс одновременной игры – мастер спорта против ста перворазрядников. И у его соперников шансов не было – удар, еще удар, шах и мат.
Дацик решил войти в историю. Как-то неожиданно у него сложилась связка с Энерджайзером – тот прицельным выстрелом заставлял гончую остановиться, и в этот момент начинал свою работу Дацик. Руками и ножом. Мачете осталось намертво сидеть в одном из псов, за пистолеты Дацик даже не брался. Казалось, он разрывал гончих голыми руками. Залитый своей и собачьей кровью, он выглядел как порождение ада.