Крымское зарево
Шрифт:
Только Тарасов не дал разведчику подумать, на улице подвел его к замершему строю из бойцов и негромко представил капитана:
– Товарищи, ваш новый командир – капитан фронтовой разведки Шубин. Многократно был отмечен наградами за успешные разведоперации на территории врага, служит во фронтовой разведке с самого начала войны, герой и образец для подражания! Я – майор Тарасов… – на секунду майор запнулся, – отвечаю за секретность и безопасность ваших курсов. Проверим список прибывших.
Он вытащил из стопки личных карточек лист с фамилиями и принялся их перечислять. Услышав свое имя, бойцы откликались по-военному коротким «я».
После переклички майор откашлялся, бросил взгляд на все еще молчащего Шубина и вполголоса
– Товарищи, предупреждаю, что каждый из вас должен хранить молчание о том, где и чему учится. Официальная версия – капитан Шубин проводит курс молодого бойца. Гитлер и его приспешники-генералы сейчас предпринимают отчаянные попытки остановить нашу армию, узнать планы ставки Верховного главнокомандующего товарища Сталина. Поэтому территория кишит шпионами, перебежчиками, личностями, которые предали свою Родину и стали двойными агентами. Они работают на Гитлера, на фашистов, прикидываются офицерами и солдатами Красной армии. Вы, наш молодой резерв, должны быть очень осторожны и осмотрительны. Никакой пустой болтовни ни с местными, ни с пациентами госпиталя! Только учеба! О любой подозрительной личности немедленно сообщайте мне! Обнаружение шпиона в рядах Красной армии – это подвиг, за который награждают орденом и званием вне очереди! Я верю в вашу сознательность и преданность партии!
Особиста Глеб слушал вполуха, всегда служба государственной безопасности была по роду его деятельности рядом. И всегда эти офицеры с петлицами особого отдела говорили одно и то же: о шпионах, о преданности Родине, потому что велик соблазн для того, кто попал в плен к немцам, сохранить свою жизнь, начав служить на две стороны.
Сам разведчик не сводил взгляда с парней, которые, замерев, слушали речь майора НКВД. Они оказались не такими мальчишками, что представились ему вначале. Война, невзгоды, смерть оставили на молодых лицах свои следы – шрамы от ранений, бледность, глубокие складки от пережитого горя, седые волосы в густых шевелюрах, сжатые губы и суровые взгляды. Едва ли всем им было по двадцать лет, однако по лицам, по их сдержанности и отсутствию детской беспечности капитан понял, что у каждого есть боевой опыт за плечами. Пока Шубин невольно всматривался в молодые лица, его собеседник, майор Тарасов, уже вовсю командовал группой:
– Стройся, бойцы, рассчитайсь!
Парни быстро выполнили приказ. Только один из них выбивался из общего строя: то несколько секунд в задумчивости не называл свой номер, то нарушал строй задранной вверх на парящего ястреба головой. Тарасов отреагировал немедленно, рявкнул во все горло:
– Рядовой, фамилия?
– Зинчук. – Ответ был едва слышен. – А когда обед, товарищ майор? От запаха брюхо сводит, мы с перегона без куска хлеба.
Особист ничем не выдал своего гнева, правда, на скулах выступили розовые пятна. Он уставился на парня колючим взглядом:
– Научись по форме отвечать, ефрейтор Зинчук, а потом уже будешь о жратве думать.
Мальчишка не отвел от майора светло-голубые глаза, только вздернул острые плечи в новом ватнике:
– Не учили нас в партизанском отряде формам этим, не до того было. Зря вы так, жратва – это же самое важное. Без нее только ноги протянуть да помереть.
Остальные бойцы начали коситься на говоруна, понимая, что тот зря так дерзко отвечает старшему по званию. Сам же молодой ефрейтор, казалось, не понял, что такого необычного он сделал. Своим странным взглядом тщедушный парнишка без отрыва смотрел на майора. То ли ждал ответа, то ли скрывал усмешку. На его бледном, будто из одних углов состоявшем лице – скулы, кончик носа, уголки губ – невозможно было ничего прочитать. Майор Тарасов выдохнул протяжно, потом процедил сквозь зубы:
– Слушайте мой приказ: сейчас направляетесь к полевой кухне, на довольствие вас поставили. Получаете обед, затем направляетесь на окраину деревни, в лесной массив. Находите
– Есть, – отозвался дружный хор голосов, застучали сапоги.
Первым пошел бравый Стукаленко, ведя за собой отряд на ароматы почти готового обеда, замыкал строй ефрейтор Зинчук, который не печатал шаг, не пытался идти с остальными в такт. Он брел неспешно, по дороге рассматривая дома и окрестности. Особист проводил его долгим взглядом, уже не скрывая неодобрения. Как только спины в одинаковых ватниках скрылись за избами, указал выбритым до синевы подбородком в сторону ушедшего отряда:
– Зинчука на карандаш, наглый больно. Смотри за ним, капитан, принесет он одни беды. Я таких нутром чую, если бы не его партизанские заслуги, то прямо сейчас бы отправил в окопы на передовую. Мои заградотряды этих болтунов сразу в расход пускали без суда и следствия по законам военного времени. По взгляду их чую, с наглецой, смотрит будто мимо. Или дезертир, или в шпионы подастся к немцам поближе за жирные харчи. – Офицер от злости даже сплюнул себе под ноги.
Сейчас Глеба волновала совсем не судьба странного Зинчука. Он откашлялся и наконец произнес то, что так волновало его с самого штаба:
– Товарищ майор, мне кажется, ошибка какая-то вышла. Я ведь фронтовой разведчик, а не учитель. Как же я из этих мальчишек…
Вот только договорить ему майор не дал. Наконец, затаенное раздражение прорвалось наружу. Он не выкрикнул, а, казалось, выплюнул в ответ слова:
– Это не мальчишки, не дети! Я их лично отбирал для подготовки в разведку. Каждое личное дело просматривал, они герои боевых действий. Вы что, не слышали, капитан? Ефрейтор, младший сержант, у каждого звание! У каждого награды, заслуги перед Родиной! Думаете, за что, как вы говорите, сопливым мальчишкам звания вне очереди присвоили?! Это будущие разведчики, хотите вы этого или нет! Ваша задача как боевого офицера – передать им свои знания. Большого ума не надо, чтобы рассказать, как ходить за «языком». Объясните, что нужно, научите, чему умеете. Или вы что, приказ отказываетесь выполнять? Особый приказ, распоряжение Ставки?! Вы понимаете, что вам за это будет? Это саботаж и прямая дорога в рядовые, в штрафную роту! К зэкам, к предателям родины, к отбросам общества!
Майор, хоть и был небольшого роста, но, казалось, навис своим кряжистым телом над замолкшим капитаном. Он говорил негромко, при этом с яростью:
– Я без суда и следствия могу вас по законам военного времени расстрелять сейчас за такие слова! У вас в личном деле совсем другая характеристика – герой фронта, разведчик, подвиги, а на деле… Диверсант?! Предатель?!
Майор Тарасов замолчал в ожидании ответа, только офицера Шубина не так просто было запугать. И в плену побывал, и на допросе, а к вечному подозрению со стороны особистов привык. Всегда он у них на карандаше: вдруг во время действий в тылу врага захотел получить двойной куш и от своих и от фашистов. Поэтому такой удар Глеб держать умел. Он упрямо наклонил голову и снова повторил:
– Я не учитель, не педагог, а разведчик. Как такому обучить? Я умею совершать вылазки, «языка» брать, диверсии организовывать. А учить этому – совсем другое дело, – честно признался он. – Не знаю, как научить этому. Тут думать надо головой, ситуаций одинаковых не бывает. Каждый раз каждая вылазка на оккупированную территорию – это риск, продуманный, спланированный риск.
Когда капитан закончил говорить, рука особиста легла на кобуру с табельным оружием, но потом все-таки метнулась к кителю и вытащила из-за пазухи четвертушку желтоватого листа и карандаш. Тарасов прошипел придушенным от злости голосом: