Шрифт:
Старая история, рассказанная еще раз.
Часть первая.
1.
Пятиминутный разговор на повышенных тонах завершался.
– Значит, этого полковника вы решили не cдавать?
Капитан Малинин протянул собеседнику весомую папку с документами. В данный момент его лицо точно соответствовало фамилии - красным красно от негодования и злости!
– Совершенно так, - последовал утвердительный ответ.
В отличие от капитана второй участник разговора спокоен.
Капитану хотелось выругаться. Но не выругался.
– Вы хоть видели, что он натворил?
– сдержанно поинтересовался Малинин.
– Фотоматериалы, - сознался Дубов, забирая папку.
– А я воочию лицезрел работу вашего полковника, - Малинин не сдержался в официальных рамках.
– Моего следователя чуть инфаркт не хватил!
– Увольте его, - запросто порекомендовал Дубов.
– Если нервы не в порядке уже не работник. Тем более следователем.
На Малинина накатило. Советует, советчик!
– Вас бы туда!
– вырвалось у капитана.
– Может быть и посовестились хлопотать за ублюдка.
– Уж коли он ублюдок, то наш, - Дубов щелкнул пальцем по папке.
– А вам этих жалко?
– Жалко пуля для вашего ублюдка оказалась травматическая, - выдохнул последнее слово Малинин.
На том и расстались.
Тот о ком вели речь капитан и майор, лежал на жесткой койке тюремной больницы. Костя для друзей, жены и её родни. Костас для бабки (Хронике заманьа, яя!*) гречанки с Кубани. Константин Иванович Борзовский для остального мира.
Взгляд, устремленный вверх, изучал зигзаги и выверты потолочной трещины. Вполне возможно, не трещина, а тень занимала Костаса. Тень от решетки, разлиновавшая потолок. Полоска светлая, полоска темная…
…На сборы три дня. В аэропорту быстрое прощание. Дубов тогда припоздал, успел лишь сказать своим ребятам пару напутствий, да на дорожку крепко похлопать по плечам. С богом!
Нудный перелет, а за ним неделя в тесной каюте старой тихоходной посудины под либерийским флагом. Корабль вонял мазутом, гнилыми фруктами и краской подновленных бортов и палуб. Даже легкий шторм, трепавший их в течение суток не смог отмыть и выветрить въевшийся в переборки запах. От безделья резались в карты и шахматы. Презрев устав, купили у стюарда огромную бутылку рома. На этикетке залихватский пират призывал: Взять на абордаж! Взяли! Одну, потом вторую. Качество напитка не шло в сравнение даже с сивухой. Дерьмовый вкус рома с трудом заедался апельсинами, которыми угощали бесплатно. Но, в чем в чем, а в питие россияне впятки не идут, потому ром закончился быстро. Болели от него дольше, чем пили.
В порт назначения вошли ночью. Редкие огоньки, застывшие краны, жиденькие гудки отходящих в плавание судов.
Их встретил молчаливый гид, сопроводил до стоянки такси. Город промелькнул неоновыми рекламами и пустыми улицами. В аэропорту битком военных патрулей. На транзитных пассажиров им плевать. Патрули и транзитники каждый сам по себе. Интересы не пересекались.
Здание вокзала в выщерблинах пуль. Часть
В зале ожидания малолюдно, скучно и убого. В каждом углу автоматы с кока-колой и местным пивом. В ресторанчике симпатично, но аппетитные блюда абсолютно не съедобны. В ожидании отлета маялись до утра.
Списанный в Штатах за древность Дуглас ДС-3 продолжал служить небу. Облупившийся, помятый, несчетно раз чиненный, легендарный летун кудахтал и отстреливал дымком. Когда самолет выруливал на полосу, левый мотор заглох.
Пилот, пронесся по салону мимо встревоженных пассажиров и выскочил из транспорта. Послышались удары чем-то тяжелым. На взлетку посыпались метизы: болты, гайки, шплинты.
– Pojbany dupa*!
– выругались в кабине по громкой связи.
– Наши, - обрадовался Серега Демиртчан.
– Значит полетим.
Так и вышло. Двигатель запустили, самолет потарахтел и натужно взлетел. Три часа болтанки и тряски показались вечностью. Преодолевая пространство, старина Дуглас грозился закончить летную карьеру последним пике, прихватив к богу и весь груз: живой и багажный.
На подлете самолет обстрелял с земли.
– Мама-Африка, - объявил прибытие Стас Станев, покидая борт авиадрандулета.
И без него понятно, не Антарктида. Жарища, пальмы, обезьяны…
Сильно поглазеть по сторонам им не позволили, увезли к побережью. К защищенной от ветров бухте, в милый домик, с газоном у порога и садом до самого берега.
Загорелось искупаться. От всех этих перелетов, у Костаса стойкое ощущение пропыленности и затхлости. А здесь прямо-таки рай. Лазурная волна лениво накатывала на прибрежный песок. Желтый-желтый. Яркий-яркий. Пахнущий солнцем и солью.
Всех опередил Серега. Даже упаковку пива, прихваченную в аэропорту, бросил.
– Представляешь, я Алинке сказал на север еду, - и, довольно похохатывая, забежал воду.
Костас рассмеялся. Невеста у Сереги ревнивая! Плюс обладательница коричневого пояса по киокусинкаю. Не забалуешь!
– А ты в тенечке схоронись, - посоветовал ему Стас. Ему тоже здесь нравилось. После пивка, жизнь идет как надо!
Но что Сереге увещевания! Для него море это все! Море… Это МОРЕ!
С побережья их забрали тем же вечером.
Ранг военного советника подразумевал широчайшие полномочия и обязанности. От каптенармуса и воспитателя до военврача и палача. После недельных бесплодных усилий, Костас четко осознал, легче научить маршировать стаю макак, их вокруг тьма-тьмущая, чем здешних призывников присягнувших Революции. И смех и грех! Служба называется! Часовой мог, запросто, прямо с поста, отправиться за десять километров навестить родню. Разводящему с караулом раз плюнуть отлучится в соседнюю деревню на свадьбу знакомого. Хорошо если постреляют в честь новобрачных, а не раздарят казенное оружие. На полосу препятствий - у борцов за народную власть животы болят. Жрать в столовой - до колик и дайте с собой на вынос. Пробежать версту - проблема. Отплясывать под барабаны и хлопки приятелей - пожалуйста, хоть до зари!