Крыши

Фаулер Кристофер

— Роберт, у меня к тебе несколько вопросов.

— Давай.

Они шли рядом по тихой Хэмпстед-стрит. Прошедший дождь оставил после себя аромат свежей зелени. Вновь собранная тетрадка была зажата у Роберта под мышкой. Выставив вперед подбородок, он насвистывал что-то веселое и бессмысленное. Глаза у него сверкали. Остаток дня он провел с Розой, но сначала все-таки позвонил в контору и соврал злому Скиннеру, что неожиданно взял и простудился. Удивительно, как уютно он чувствовал себя рядом с Розой, которая, казалось, могла направлять свои энергию и энтузиазм в любом направлении, стоило ей загореться какой-нибудь идеей. Поели они в индийском ресторанчике неподалеку,

где она успела расспросить Роберта о его работе, о доме, о том, что он любит и не любит. У нее были ответы на все вопросы, а если не было ответов, то были вопросы.

Роберту же было трудновато говорить о себе просто потому, что он не привык это делать. День плавно перешел в вечер, и они разработали план действий, опираясь на тетрадь Шарлотты.

Роза переоделась в тяжелый синий свитер непонятной формы и размера и была готова ко всему, что бы ни готовила им ночь. Вопросам ее не было конца, но Роберт уже понял, как с ними быть.

— Куда мы идем?

— Дай подумать.

— Ладно. У меня идея. Если эта банда такая мирная и безвредная, как пишет Шарлотта, то почему они прикончили старуху только за то, что она что-то написала?

— Еще не знаю. Следующий вопрос.

Они остановились у перехода.

— Если они не уживались друг с дружкой, то почему Сара доверилась матери?

— Может быть, ей просто надо было кому-нибудь обо всем рассказать. А может, ее что-то встревожило. К тому же она могла совсем немного рассказать матери. Старая дама сама могла сделать несколько справок по телефону и до всего дойти своим умом.

— Почему “взломщик” не забрал ее тетрадь или не разорвал ее?

— Может быть, он не знал, где ее искать. Или не смог найти. Она же положила тетрадь в конверт, и тот валялся под столом. Думаю, он выпал из какой-то коробки, что унесла вороватая родственница Шарлотты.

— А не надо ли нам получше изучить тетрадь, прежде чем пускаться на поиски?

— Надо, но у нас нет времени.

— А почему мы вдруг так заспешили?

— Я же сказал: если эти люди похитили Сару Эндсли, чтобы не дать ей заговорить, они наверняка уже постановили ее убить. Загадочный культ, полная луна, жертвенные обряды. Кто знает? Если хочешь играть в детектива, ты должна все время об этом помнить.

Роза на секунду замедлила шаг и внимательно вгляделась в убежавшего вперед Роберта, в его скрипящие башмаки и джинсовую куртку, в длинную шею и оттопыренные уши и решила, что он похож на сумасшедшего.

— Роберт!

Он остановился и посмотрел на нее через плечо.

— Ну?

— В твоей семье ведь не было сумасшедших?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что утром ты был совсем другой. Пугался собственной тени.

— Спасибо за откровенность. Я такой и есть.

Роза еще раз стрельнула глазами в недокормленную фигуру впереди. Роберт шагал, по-дурацки бравируя своей самостоятельностью, словно изо всех сил хотел доказать ей, что знает, как надо поступать. Хотя на самом деле он этого не знал. И Роза улыбнулась про себя.

— Наверное.

— Поэтому я надеюсь, ты защитишь меня, если мы попадем в историю.

Они завернули за угол и зашагали в ногу, словно знали, что задуманное ими приключение заведет их дальше, чем они рассчитывают.

Глава 11

Лебедь

Самуил чувствовал себя отвратительно. Уже больше часа его мучили судороги в животе, словно раскаленная добела проволока прожигала ему кишки. Прижав руки к животу, он еще раз присел на краю крыши над последней станцией метро, ожидая, когда

пройдет приступ тошноты. Он был таким громадным, что обычно двигался неловко, словно стыдясь себя. Он всегда знал, что его сила нужна Чаймзу, а теперь ему пришлось задуматься, не перестал ли Чаймз в нем нуждаться. Внизу блестели железнодорожные пути, которые от Кэннон-стрит бежали через реку, потом налево — туда, где чернел в окружении рельсов собор. Солнце спряталось за тяжелыми серыми тучами, как будто переоценило свои возможности согреть и осветить зимний день.

Было холодно, а на Самуиле всего-навсего одна тонкая спортивная рубашка, и все равно пот ручьями тек у него по лицу и по спине. В первый раз за много диен его разум не был затуманен наркотиками. Туман рассеялся, и он с ужасом вспомнил, что успел натворить. Два раза он был соучастником убийства. А вчера он убил того, кого когда-то считал своим другом. Он не высказывал возмущения и не умел предотвратить ужас, поселившийся наверху, сквозь пальцы смотрел на жестокости, творимые по отношению к тем, кто раньше считался союзником в борьбе против развращенного мира. На сей раз что-то, вероятно подсознательное желание проснуться, заставило его отказаться от участия в ночном обряде, когда все принимали наркотики. Он видел, как кололись другие, притупляя свою совесть. В то время как у них тускнело в головах, его сознание прояснялось, и он вспомнил все до мельчайших подробностей.

Потом он заговорил и даже потребовал, чтобы все, включая и Чаймза, слушали его. Теперь он понимал, что совершил страшную ошибку, потому что невозможно объяснить человеку без совести, какая тяжелая вина лежит на нем. Чаймз шел с ним рядом по серой крыше, обняв бритоголового гиганта за талию, словно учитель, утешающий любимого ученика. Он даже предложил ему спуститься к Насекомым, если ему так трудно пережить некоторые события, возвещающие Новую Эру. Но Самуил осознал опасность и не согласился. Он помнил, что происходило с другими, которые выражали желание покинуть орден, и Чаймз был уверен, что он помнит.

Еще одна волна боли накатила на него. Он наклонился вперед и уперся рукой в пол, после чего его вырвало. С ужасом он смотрел, как из его горла льется кровь. Он ничего не ел целый день, только выпил пива с Чаймзом. Неужели ему подсыпали яд? Может быть, у него открылась язва или порвался сосуд? Ненадолго боли в животе утихли.

Позади он услышал тяжелые шаги. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он повернулся и увидел, что из затененной части крыши к нему идет Чаймз. Когда он дошел до центра, послышались другие звуки — ритмичное хлопанье сильных крыльев. Самуил, скривившись, поднял голову. Как раз в это время белоснежный лебедь, покружив над головой Чаймза, тяжело сел на крышу впереди него. Он крутил длинной шеей, шипел и стонал, как старик, забывшийся тяжелым сном.

— А я думал, брат Самуил, что ты уже ушел вниз, — проговорил Чаймз громоподобным басом.

Самуилу было наплевать на его слова, но ему было слишком больно, чтобы бросить это в лицо Чаймзу. Он тяжело дышал и чувствовал, как на губах у него выступает кровавая пена.

— Что ты сделал со мной? — с трудом выдохнул он, ощущая новый прилив боли в животе.

— Увы, ты сам сделал это с собой, брат. — Чаймз подошел ближе и остановился, возвышаясь над пока еще сидевшим прямо великаном. Длинное бледное лицо в шапке черных волос, густо напомаженных на затылке, — вылитый денди викторианской эпохи. Он протянул к Самуилу железную руку с открытой ладонью, словно умоляя его о чем-то. — Пойми, брат, тебе некого винить, кроме самого себя.