Крысолов. На берегу
Шрифт:
Сердитая старуха пожала плечами.
— Я? Меня это не касается, вот что я вам скажу. Малым детям надо оставаться при матери. При матери — вот где им место. Сейчас время такое, жара, да еще в поезд ребенка взяли, вот вам и лихорадка.
Сердце Хоуарда сжалось, он подумал, что в этих словах есть доля истины. С другого конца вагона кто-то сказал:
— У англичан дети часто болеют. Матери не смотрят за ними, как положено. Оставят ребенка на сквозняке, как тут не схватить лихорадку.
Все вокруг были того же мнения. Хоуард опять обратился к старухе:
— Вы
Старая крестьянка так и впилась в него глазами.
— Есть у ней сыпь?
— Кажется, нет… Право, не знаю.
Старуха презрительно фыркнула.
— Дайте-ка ее мне. — Она перехватила у него Шейлу, пристроила на могучих своих коленях и ловко сняла с девочки пальто. Проворными пальцами расстегнула платье и тщательно осмотрела малышку со всех сторон. — Сыпи нету, — сказала она, снова одевая Шейлу, — но у ней лихорадка… вся горит, бедняжка. Не годится брать больного ребенка в дорогу, мсье. Ей место в постели.
Хоуард взял Шейлу на руки; несомненно, француженка права. Он поблагодарил ее.
— Да, я вижу, когда приедем в Дижон, надо будет уложить ее в постель, — сказал он. — Наверно, и врачу надо показать?
Старуха пожала плечами.
— Незачем. Возьмете у аптекаря микстуру, и все пройдет. Только не давайте вина, покуда у ней лихорадка. Вино горячит кровь.
— Понимаю, мадам, — сказал Хоуард. — Вина я ей не дам.
— Ни с водой не давайте, ни с кофе.
— Понимаю. А молока ей можно?
— Молоко не повредит. Многие говорят, детям надо пить столько же молока, сколько вина.
Тут все заспорили, что полезно малым детям, а что вредно, и спорили до самого Дижона.
Дижонский вокзал был битком набит солдатами. С огромным трудом Хоуард извлек детей и вещи из вагона. У него были при себе саквояж, чемодан и металлический футляр с удочками; остальной свой багаж и портплед с платьем детей он, выезжая, отправил прямиком в Париж. Теперь, с Шейлой на руках, ведя за руку Ронни, он уже не мог взять ничего из вещей; пришлось оставить все в углу платформы и пробиваться с детьми к выходу через густую толпу.
Площадь перед вокзалом была запружена грузовиками и солдатами. Хоуард с трудом пробрался к гостинице, где останавливался прежде; его пугало и сбивало с толку, что в городе такой беспорядок. Все-таки он протолкался с детьми в гостиницу; девушка за конторкой узнала его, но сказала, что все номера заняты военными.
— Но у меня на попечении больной ребенок, мадемуазель, — и он объяснил, в чем дело.
— Да, ваше положение трудное, мсье, — сказала девушка, — но что же я могу?
Хоуард слабо улыбнулся.
— Вы можете пойти и позвать хозяйку, и, пожалуй, мы все вместе что-нибудь придумаем.
Через двадцать минут в его распоряжении был номер с широчайшей двуспальной кроватью, и он извинялся перед негодующим французским лейтенантом, которому капитан приказал разделить номер с другим офицером.
Неопрятная толстуха горничная, на которой едва не лопалось
— Ваша малышка заболела, да? Будьте спокойны, мсье. Наверно, она немножко простыла или, может, съела что-нибудь плохое. Через денек-другой все пройдет. Будет ваша девочка совсем здорова. — Она расправила постель и подошла к Хоуарду, который сидел в кресле с Шейлой на руках. — Вот, мсье. Теперь все готово.
— Благодарю вас, — учтиво сказал старик. — Еще одна просьба. Я сейчас уложу ее и пойду за доктором. Может быть, вы с ней побудете, пока я не вернусь?
— Конечно, мсье, — ответила горничная. — Бедная крошка!
Она смотрела, как он раздевает Шейлу, держа ее на коленях; потревоженная девочка опять заплакала. Француженка широко улыбнулась, разразилась потоком ласковых слов — и Шейла перестала плакать. Через минуту Хоуард передал ее горничной. Та поглядела на него.
— Если хотите, идите за доктором, мсье. Я побуду с детьми.
Он оставил их, прошел вниз, к конторке, и спросил, где можно найти доктора. Девушку со всех сторон осаждали вопросами, но она на миг оторвалась, подумала.
— Не знаю, мсье… вот что… у нас в ресторане обедают офицеры, там есть один medecin major [13] .
Старик протиснулся в переполненный ресторан. Почти все столики заняты были офицерами, по большей части мрачными и молчаливыми. Они показались англичанину обрюзгшими и неопрятными; добрая половина — небриты. После недолгих расспросов он нашел врача, который как раз кончал есть, и объяснил ему, что случилось. Тот надел красное бархатное кепи и пошел за Хоуардом наверх.
13
старший военный врач (фр.)
Десять минут спустя врач сказал:
— Не волнуйтесь, мсье. Девочке надо день-другой полежать в постели, в тепле. Но, думаю, уже завтра температура станет нормальная.
— А что с ней? — спросил Хоуард.
Врач пожал плечами.
— Это не инфекция. Может быть, девочка, разгоряченная, играла на сквозняке. Дети, знаете, подвержены простудам. Температура сразу подскакивает довольно высоко, а через несколько часов падает…
Он повернулся к двери.
— Держите девочку в постели, мсье. Только легкая пища; я скажу хозяйке. Вина нельзя.
— Да, конечно. — Хоуард достал бумажник. — Разрешите вас поблагодарить.
Он протянул деньги. Француз сложил бумажку, сунул в нагрудный карман мундира. И, чуть помедлив, спросил:
— Вы едете в Англию?
Хоуард кивнул.
— Как только девочке станет лучше, я повезу их в Париж, а потом через Сен-Мало в Англию.
Наступило короткое молчание. Грузный небритый человек постоял минуту, глядя на ребенка в постели. Наконец он сказал:
— Пожалуй, вам придется ехать в Брест. Там всегда найдется пароход до Англии.