Крысы в городе
Шрифт:
Женщины из лаборатории, которую возглавлял Лисанов, достаточно хорошо изучили шефа и за глаза звали его «импоцент Лисанов».
Увлеченная наукой Лайонелла не придавала значения физиологическим недостаткам мужа и упорно карабкалась к кандидатской степени.
Увы, жизнь не любит, чтобы ее планировали. Изменения в общественном строе не позволили Лайонелле защитить диссертацию. Лисанов не стал профессором. Бросив науку, он подался в бизнес, втянулся в какие-то непонятные сделки, прогорел, стал пить по-черному и вскоре исчез из города. Отец к тому времени умер, и Лайонелла осталась
Бедность не подкрадывалась к одинокой женщине неслышными шагами. Она вошла в дом мужа решительно, не постучав в двери, и расположилась в нем уверенно, по-хозяйски. Деньги, оставшиеся от выходного пособия при увольнении, иссякли как бы сами собой. Три тысячи «деревяшек», собранные на «черный день» и доверенные сберкассе, родное демократическое правительство превратило в опилки.
Лайонелла замкнулась в тесном мирке одиночества. Встречаться со знакомыми не хотелось. Отвечать на вопрос: «Как живешь?» словами: «Как моль: шубу проела, принялась за платья» — было стыдно и горько. Когда в самом деле живешь словно моль, становится не до шуток. Однажды вконец потерявшая себя Лайонелла пошла к институтской однокашнице Галине Кокоревой. В период учебы они не могли обходиться одна без другой и считались подругами не разлей вода.
Не в пример Лайонелле Галина сумела схватить за хвост птицу счастья — невзрачную с виду, но несшую золотые яйца. Она выскочила замуж за толстого малосимпатичного мужика, который, ко всему, был старше ее на десять лет. Но у мужа — Максима Талдыкина — имелось одно неоспоримое достоинство: он был директором колхозного рынка и, естественно, человеком денежным.
В дела супруга Галина не вникала, но по количеству «бабок», которые в их доме не переводились, угадывала — муж ее все быстрее прет и прет на финансовую гору.
Максим Петрович Талдыкин больше всего любил водочку, обильную закусь и женщин. Короче, по жизни его вел девиз:
«Сальцо, винцо, бабцо». Талдыкин не пропускал ни одной юбки, непременно запускал под нее руку.
Галина относилась к похождениям мужа без особой ревности. Знала — козла от капусты не отучишь.
Лайонеллу Галина встретила сухо. У людей богатых есть способность угадывать, когда у них собираются попросить денег.
— Милочка! — Произнося ласковые слова, Галина хмурилась и скорбно вздыхала. — Какие деньги! Максик только что купил машину. Все пришлось загнать. Даже с себя. Вот, — она показала светлую полоску на загорелом пальце, оставленную кольцом, которое только что сняла, когда мыла руки, — даже перстень продала.
Галина не была патологически жадной. Она бы запросто могла кинуть старой подруге сотню-другую тысяч. Причина решительного отказа таилась в другом. Не хотелось приваживать подругу к дому. Слишком уж она выглядела красивой, привлекательной, свежей. Не дай Бог, начнет ходить в дом, попадется на глаза Максику. Если от колхозниц, чьи интересные места щупал супруг в своем кабинете, угроза семье не исходила, то подруга, да еще с собственной квартирой в городе, была опасной.
Галина даже чаю не предложила гостье: торопилась выставить ее за дверь, потому что вот-вот должен был заявиться муж.
Потрясенная
Она брела, уныло опустив голову, и вдруг ее окликнули:
— Лина Львовна!
Она обернулась, хотя голос показался ей незнакомым. К ней шагнула яркая, одетая вызывающе модно женщина. Лиловые, аккуратно подкрашенные губы, пышная прическа, волосы блестящие, темно-каштановые, длинные стройные ноги в двухцветных колготках, дорогой белый пиджак из шелка, едва прикрывающий то, что под юбкой.
— Не узнаете? — Женщина засмеялась веселым гортанным смехом. — Неужели я так изменилась? Жанна. Жанна Марченко.
— Боже мой, Жанна!
Только теперь Лайонелла узнала ее. Несколько лет назад Жанна работала в институте уборщицей. Девушка из простой семьи, серенькая, неброская. Синий линялый халатик, короткая недорогая прическа… И вот…
— Боже мой, Жанна! Я рада тебя видеть. Вышла замуж? — Иного объяснения такому преображению Лайонелла найти не могла.
Вместо ответа прозвучал вопрос:
— Вы куда-то торопитесь?
— Вроде да,хотяв принципе — нет.
— Зайдем ко мне? Лина Львовна, я так рада вас видеть! Посидим, выпьем чаю. Здесь недалеко. В Косом переулке.
— Нет, дай я еще на тебя посмотрю.
Держа Жанну за плечи, Лайонелла внимательно оглядела се глазами соперницы. Конечно, время не прошло даром: от глаз Жанны веером разбегались мелкие морщинки, ослабевала кожа на подбородке, но в целом она выглядела конфеткой: полная грудь, тонкая талия, широкие бедра, озорные, играющие здоровым блеском глаза.
— А ты, мать, цветешь, — сказала Лайонелла с искренним восхищением, — очень за тебя рада. Как живешь? Чем занимаешься?
— Так идем ко мне?
— Идем.
— Ты спросила, чем занимаюсь? — Жанна громко засмеялась. — Не поверишь, но я сдаю внаем помещения нижнего этажа…
— Что ты имеешь в виду? — спросила Лайонелла, хотя недоумение ее наполовину, если не больше, было притворным. Тон, которым ответила Жанна, был весьма выразительным.
— То же, что и ты. — Жанна скривила губы в улыбке, сразу утратив'часть привлекательности. — Я… — Она засмеялась и вдруг с ожесточением в голосе произнесла: — Тебе назвать мое дело по-русски или по-иностранному? — и, не ожидая ответа, добавила: — По-испански это «ихо де пута», по-английски — «воо», по-русски — «б…».
— Не надо, — Лайонелла остановила ее, положив тонкие гибкие пальцы на запястье, украшенное массивным золотым браслетом.
— Я тебя испугала?
— Нисколько. — Лайонелла кривила душой. Откровение подруги потрясло ее и привело в смятение.
— Все же шокировала. Верно? Во всяком случае, личико у тебя опрокинулось. Ладно, не переживай.
Жанна жила в двухкомнатной просторной квартире с высокими потолками. В ней, должно быть, совсем недавно провели ремонт. Стены гостиной светились серебристым блеском обоев под шелк. Через открытую дверь уютной спальни были видны такие же дорогие, но только розовые обои. Туалет и ванная комната поражали великолепием итальянской сантехники. Все здесь блистало фарфором, эмалью и никелем.