Крючок для пираньи

Бушков Александр Александрович

— А почему она меня называет «команданте»?

— Мигель мне сказал, кто вы такие, — тут же вмешалась донья Эстебания, уловив знакомое слово. — Команданте — у нас примерно то же, что и полковник, сеньор Влад. У нас в роду масса команданте, мой третий муж тоже был команданте, но ненастоящий, его так звали из вежливости, из-за… как это? Места в обществе.

— Положения?

— О, вот именно. Правда, это положение главным образом было достигнуто благодаря моим поместьям, и когда этот индюк стал себя вести вовсе уж несносно, пришлось выгнать…

— Надеюсь, он при этом остался жив? — спросил Мазур.

— Сеньор Влад, я бедная слабая женщина… — послав ему кокетливый взгляд, притворно оскорбилась донья Эстебания. —

Конечно, когда он при расставании назвал меня вовсе уж непотребными словами, я схватила со стены винчестер, но он все равно был не заряжен, да и стрелять я не умею, так что Хесус совершенно напрасно прятался под стол… В наших местах одинокой беззащитной женщине очень трудно жить, сеньоры, вокруг так и вьются всякие авантюристы и охотники за деньгами, да и в Европе не лучше. В Ницце мою бабушку обчистил до нитки один прохвост, в буквальном смысле, я имею в виду: когда он тихонечко смылся на рассвете из отеля, прихватил с собой не только ценности, но и ее парижские платья… И все равно бабушка вспоминала о нем не без печали в глазах. Надо полагать, обаятелен был, подлец… Между прочим, он напортил только самому себе. Бабушка совсем было собралась за него замуж, а объявить ему об этом хотела в то самое утро, когда он предпочел завершить их бурный роман невыносимо вульгарно… Тысяча извинений, сеньоры, но даже среди офицеров попадаются прохвосты — мой родной дядя был гвардейским капитаном, и все равно получился сущий позор семьи, когда он не просто сбежал с женой командира, но еще и выгреб все из полковой кассы… Говорят, он потом служил в Коминтерне, наврал, что бедняк в десятом поколении, но ваш хефе Сталин все равно его расстрелял вместе с остальным Коминтерном… К чему я клоню, сеньоры? Я хочу сказать, что ваше неожиданное появление при столь романтических обстоятельствах ни в коей степени не позволяет заподозрить в вас банальных пароходных аферистов…

— А что если мы очень коварные аферисты? — спросил Мазур. — И ночью собираемся подать сигнал пиратскому судну?

— Вы шутник, сеньор Влад! Вам не стыдно так пугать бедную одинокую женщину, которую никак не сможет защитить недотепа Хесус? Впрочем, я вас заранее прощаю, военные моряки — это моя маленькая женская слабость. Мой первый муж был лейтенантом на крейсере «Консепсьон», я обожала все эти великолепные блистающие штучки на морских мундирах…

— А с ним что случилось? — спросил Мазур.

— Ничего особенного, — сказала донья Эстебания. — На фоне всех остальных моих мужей и вообще родственников выглядит белой вороной. Вообразите себе, он ушел с флота и увлекся этой наукой с непроизносимым названием — той, что изучает бабочек и тому подобных тараканов. Пришлось выгнать, сами понимаете. Можете себе представить? Муж Эстебании Сальтильо насаживает тараканов на булавки и разглядывает их в лупу… Разумеется, выгнала с треском. Бедняга плохо кончил — он как-то ухитрился стать министром по делам науки при генерале Кабрера, а когда генералу пришлось уносить ноги, пока герилья его не повесила, потому что все к тому времени поняли, что президент из него никудышный, мужу пришлось уехать вместе с генералом, иначе его тоже могли вздернуть под горячую руку. Сейчас они оба обитают в Буэнос-Айресе, но Кабрера, как практичный человек, успел перевести за границу счета, а мой бывший муженек бежал, схватив под мышку три ящика с бабочками… Хесус ему посылает немного денег, я порой сентиментальна — все-таки самый первый муж, это обязывает… Я выходила замуж трепещущей невинной девушкой, сеньор Влад… А вы женаты?

— Нет, — признался он.

— Знаю я вас, моряков! — она погрозила пальцем, рассыпавшим радужное сияние. — Интересно, почему вы, когда потонул корабль, были не в форме, а в штатском? Шпионили, наверное, за кем-то? Я достаточно хорошо знаю военных, они везде одинаковы — то шпионят, то устраивают перевороты, им непременно надо делать вид, что они загадочные и погруженные

в дела… — она взмахнула ресницами в наигранном смущении. — Но на женщин это действует, могу признаться, хитрец вы этакий… Интересно, здесь есть дамская комната? Если бы я знала заранее, что познакомлюсь с таким импозантным полковником, уделила бы своей нескладной внешности больше внимания…

Она поднялась и, поговорив с официанткой, мгновенно выросшей рядом, направилась куда-то за портьеру.

— Ты зачем разоткровенничался? — спросил Мазур.

— Да хочу на всякий случай сделать все, чтобы наша кончина, если таковая последует, оказалась замеченной широкими массами, — серьезно сказал Кацуба. — Это вам, команданте, не горничная в фальшивых бранзулетках — на даме надето столько побрякушек, что можно купить «роллс-ройс». Кто-кто, а такая дамочка согнет в бараний рог дюжину капитанов и прочих Беловых, если они вдруг начнут забижать ее знакомых… Мы с ней просто обязаны поближе познакомиться, друг мой. Тут вам и стол, и дом, а при вас и я как-нибудь крошечкой пропитаюсь…

— Ты куда клонишь? — угрюмо спросил Мазур.

— От невзгод я делаюсь циничен, — сказал Кацуба. — Коли уж мне внешность не позволяет выступать в почтенной роли жиголо, придется вам, полковник, ступить на сию стезю… Ну, не сверкай на меня глазами. Тебя не в рабство к ней продают. Баба положила глаз, приятная баба, рубенсовская, что тебе стоит? Пострадай ради дела, хоть и не верю я, что это будет называться страданиями… В конце-то концов где-то надо ночевать, а?

— Пр-релестная картина, — сказал Мазур от души. — Ты меня твердо намерен в секс-бомбу превратить?

Кацуба ухмылялся:

— Ну я ж не виноват, команданте, что на тебя бабы западают, а на меня как-то не особенно? Родина требует…

Сеньор Хесус взирал на них меланхолично, грея в ладонях бокал, — похоже, он вдобавок ко всему был и непьющим.

Вскоре вернулась донья Эстебания, вдохновенно потрудившаяся над своим обликом, две верхние пуговицы платья были теперь расстегнуты, и дама производила впечатление целеустремленной охотницы — уж в этом-то Мазуров мужской глаз был наметан.

— Где вас поместили? — осведомилась она, беря быка за рога.

— Предложили какую-то каютку у кочегаров… — печально сказал Кацуба. — Увы, на шикарных лайнерах даже к морским офицерам относятся без всякого почтения…

— Ну, это мы исправим, — заверила донья Эстебания. — Сейчас я отправлю Хесуса подыскать себе другую каюту, а его каюту отдам в ваше полное распоряжение. А если этот противный типчик, представитель фирмы, вздумает перечить, я отправлю радиограмму, чтобы купили это корыто, и прикажу его уволить в два счета… Сеньоры, минутку… — она что-то сообщила спутнику непререкаемым хозяйским тоном, Хесус выслушал, уныло поклонился, выбрался из-за стола и довольно резво покинул бар. — Ну вот, все улажено. Надеюсь, вы не страдаете глупыми предрассудками и не станете страдать оттого, что находитесь в гостях у дамы? Полковник, к чему этот трагический излом брови? Я вас просто приглашаю, вот и все. — Придвинувшись ближе к Мазуру, она тихонько сказала: — Поистине, вы великолепны, в вас так забавно проявляется старомодная галантность и предрассудки истинного кабальеро… Будьте уверены, я могу это оценить. Считайте, что вас выбросило на необитаемый остров, а я проплывала мимо. Вы и в этих обстоятельствах не приняли бы услуг от дамы?

— Каюсь, принял бы, — признался Мазур и, напомнив себе о служебном долге, исполнением коего, как ни крути, он в этот момент занимался, посмотрел именно так, как от него ждали.

Минут через десять вся компания переместилась в ресторан на верхней палубе — естественно, по инициативе доньи Эстебании. Там было не в пример многолюднее и шумнее, и Мазур по дороге с удовольствием констатировал, что хвост растерялся окончательно, тащился следом до ресторана, а там куда-то сгинул, скорее всего, помчался за инструкциями.