Крючок для пираньи
Шрифт:
Мазур со вздохом поднялся, подошел к столику и по-русски пригласил, как надлежит. Оба здоровяка, безусловно, прекрасно его помнившие, уставились хмуро. Теперь он видел, что никакого совпадения, двойника быть не может, это и в самом деле Подруга Тарзана…
Она ответила, что не понимает по-русски, — не пролепетала, себя не помня от волнения, но и хладнокровной отнюдь не выглядела. Узнала, конечно…
— О, вы иностранка? — удивился Мазур уже на английском. — Понимаю ваш язык… Разрешите все же пригласить?
Ребятки охотнее всего заехали бы ему по
— У вас какие-то проблемы? — светски спросил Мазур, вполне джентльменски держа ее в объятиях.
— Да нет, почему вы решили…
Мазур смотрел ей в глаза, испытывая самые разнообразные чувства. Это была она, она была очаровательна — и напугана, зажата…
— Я вас здесь никогда прежде не видел, — продолжал он все так же светски.
— Я вас тоже, — ответила она суховато, не попадая в такт. — Вы англичанин?
— Нет, русский, — сказал Мазур, ломая голову — назваться Микушевичем или это выйдет нарушение приказа? — А вы? По-моему, у вас американский акцент…
— Угадали, — сказала Джен напряженно. — Я из Нового Орлеана. Слышали про такой город? Орлеан — во Франции, а у нас — Новый…
На миг она стала прежней Подругой Тарзана — смелой, дерзкой, с острым язычком. Не без труда прогнав воспоминания, Мазур сказал:
— Наслышан. У меня там жила одна знакомая, помощница окружного прокурора… Или нет, она жила в Пенсильвании…
— Ах, вот как… — натянуто улыбнулась Джен.
— И какими судьбами очаровательную американку занесло в столь дикие места? — спросил Мазур.
— Журналистика, — пояснила Джен, у которой, об заклад биться можно, на языке вертелись матерные словечки. — Я корреспондент «Нью-Орлеан геральд»…
— Интересная газета?
— Мне нравится.
— А можно узнать, как вас зовут?
— Джин. Джин Бейкер.
— Джин… — задумчиво произнес Мазур. — Имя красивое, но вам, по-моему, больше подходит «Джен». Сам не знаю, отчего мне это в голову взбрело…
— А вы?
— Простите?
— А вас каким ветром сюда занесло?
«Девочка слегка опамятовалась, — понял Мазур. — Она всегда была не из робких. Не похоже, чтобы боялась. Удивлена, конечно, в меру ошарашена, но страха не просматривается… Легально здесь, выходит? Но какого черта тут понадобилось ФБР?»
— Я здесь работаю, — сказал он. — На гидрографическом судне.
— А можно узнать, как вас зовут?
— Микушевич, — сказал он.
— Это имя или фамилия?
— Фамилия, — сказал Мазур. — А имя— Владимир.
— Владимир… — задумчиво произнесла она. — Имя красивое, но вам, по-моему, больше подходит «Кирилл». Сама не знаю, отчего мне это в голову взбрело…
— Вот теперь я вижу, что напрасно решил, будто у вас какие-то проблемы… — ухмыльнулся Мазур. — Но сначала…
Его довольно бесцеремонно похлопали по плечу. Сердито обернувшись, Мазур
— В чем дело? — спросил Мазур, отнюдь не возрадовавшийся появлению нового лица — беседа начинала принимать интересный оборот.
— Гражданин Микушевич?
— Ну.
— Пройдемте.
— Куда?
— Пройдемте, — веско повторил лейтенант свою магическую формулу. — Вон, начальник ваш уже собрался…
— Извините, мисс Бейкер, — сказал Мазур насколько мог непринужденно. — У меня внезапно обнаружились срочные дела… но я надеюсь, мы еще увидимся?
Она холодно кивнула с видом английской королевы, к которой в окно Букингемского дворца заглянули два ханыги и принялись просить штопор:
— Возможно, мистер Микушевич…
…Насильственная смерть всегда нелепа и тягостна. Особенно когда она внезапно настигает тех, кого ты час назад видел живым и веселым. Тут уж душа переворачивается вовсе мучительно…
Они так и лежали рядышком на грязноватом брезенте, который кто-то догадался подстелить на бетонный пол морга, — Света, чьей настоящей фамилии Мазур так и не знал, в распахнутом модном плаще, вишневом платье и пестром шарфике, и здоровяк Гриша-Нептун, на которого людям непривычным лучше было не смотреть, — попавшая в затылок пуля проделала выходное отверстие пониже глаз… Лицо Светы, удивительно спокойное — так бывает с настигнутыми пулей неожиданно и умершими мгновенно, — оказалось нетронутым, ей прилетело под левую лопатку, в сердце, и на вишневом пятно крови казалось попросту темным.
— Ну, и какие у вас будут соображения? — начальник местного угро, тот самый здоровенный капитан Жечкин, уставился на Кацубу без всякой приязни.
Бородатенький интеллигент, потрясенный увиденным до последней степени растерянности, жалко и беспомощно пожал плечами:
— Какие тут соображения… простите… — он старательно подавил приступ рвоты. — Можно, мы отсюда уйдем?
— Ну, давайте, — капитан первым вышел в мрачный прохладный коридор. Где-то поблизости бубнили два пьяных голоса — здешние работнички (Мазур не помнил, как они называются) выясняли какой-то неотложный производственный вопрос, спорили, чья очередь что-то там делать. У входной двери торчали два сержанта, откровенно дожидаясь, когда им разрешат отсюда убраться.
— Какие же тут соображения… — промямлил Кацуба. — Кто ее так?
Капитан смотрел на него исподлобья, Мазура он словно бы и не замечал.
— Ищем, гражданин Проценко, ищем… Вы опознали того человека?
— Господи, да у него и лица-то нет…
— А такая фамилия — Соловаров — вам что-нибудь говорит?
— Впервые слышу.
— А — Нептун?
— Ну… морской бог…
— Что она делала на улице во втором часу ночи?
— Представления не имею, — убитым голосом сознался Кацуба. — Вы поймите, она, собственно, к моей группе отношения и не имела, просто поехала с нами, как журналистка… Где она бывала, с кем знакомилась, не мое дело…