Крыжовник

Пьецух Вячеслав Алексеевич

Реплика с места:

– Однако же, демократические свободы - это тебе не баран чихнул!

Саша Петушков с готовностью отвечал:

– В томто все и дело, что до второй буржуазной революции русский человек был свободен, как никогда! Это разным писакам не давали выводить больше одного подлеца на страницу, а народу всегда была обеспечена крыша над головой, кусок хлеба и три недели в Сочи, хоть ты палец о палец не ударяй! Именно потому, что наш Иванов был едва занят на производстве и государство

избавило его от головной боли, как бы исхитриться заплатить за телефон, он в кино ходил, книжки читал, сочувствовал угнетенным, занимался в самодеятельности и выписывал сто газет. Вот к этомуто строю жизни нам и предстоит вернуться, хотят того новые хозяева Российской Федерации или нет...

Вопрос с места:

– На практикето это повторение выглядеть будет - как?!

– В общем и целом так... Во главе государства становится князь Иван Голицын[1], который положит начало новой династии и провозгласит цесаревнойнаследницей старшую свою дочь. Законодательная инициатива будет принадлежать Государственному совету из тринадцати гениев - чегочего, а тринадцать гениев мы в России всегда найдем. Деньги отменяются, как, в сущности, было и при советах, колхозы распускаются, промышленные предприятия переходят под рабочее управление, думцев отправим картошку копать, власть на местах представляет мировой сход...

[1] Имелся в виду Иван Илларионович Голицын, первостатейный художник, товарищ и семьянин.

Еще одна реплика с места:

– Наверное, думцы на такую пертурбацию не пойдут. Они скорее полстраны вырежут, чем уступят свои насиженные места!

– Ничего, заставим! Мы всех заставим плясать под социалмонархическую дудку, когда вокруг нашего знамени скопится весь народ! Но всетаки главная задача - это деньги отменить, поскольку данное мероприятие сразу снимет тысячу проблем, например, киллера нанять уже будет невозможно, потому что не на что будет его нанять...

Эти дебаты продолжались еще два дня, закончился учредительный съезд широкой пьянкой, Саша Петушков был, разумеется, избран вожаком движения и получил исключительные полномочия, вскоре представительная делегация с ним во главе отправилась в БаденБаден на празднование тысячелетнего юбилея дома Валуа, и тринадцать гениев на первых порах отыскивали без него.

Между тем движение социалмонархической молодежи день ото дня набирало силу, стала выходить еженедельная газета "Рюрик", пожертвования стекались со всех сторон, так что Саша не мог надивиться, откуда в России столько свободных денег, число сторонников уже приближалось к четырехзначной цифре, и даже сложилась своя военизированная организация, для которой в Таманской дивизии купили станковый пулемет.

Но вот както раз заказывает Петушков ящик минеральной воды для внутреннего пользования, а

напиток не несут чтото и не несут. Тогда он звонит своей секретарше Светлане Кротких, и через полчаса она ему сообщает, что, дескать, на банковском счете движения значится сто рублей. В другой раз он подумал бы, что тут какоето недоразумение или ошибка, кабы не такое решающее обстоятельство: во всем помещении штабквартиры не оказалось ни одного сподвижника, все поисчезали в неведомом направлении, и только одна Светлана рыдала в уголке, у кадки с королевской пальмой, размазывая по лицу слезы и макияж. Саша Петушков некоторое время посидел у себя в кабинете, тупо уставившись в большой литографированный портрет государя Александра III, а потом навсегда покинул помещение на Никольской и уехал в свои любимые Снегири.

В Москву он больше не возвращался; он прочно поселился в маленьком бревенчатом домике с антресолями и до сих пор предается занятию, на которое он напал, сам того не желая и невзначай. Рос у него под окнами куст крыжовника, и вот както раз - дело было в двадцатых числах августа - Саша мимоходом сорвал одну крыжовинку и сжевал. Вкус этой ягоды поразил его: точно вся гамма мыслимых ощущений соединилась в ее благоуханной мякоти, от привкуса поцелуя до электрического эффекта, немедленно нахлынули щемящие детские воспоминания, и в нос пахнуло чемто одновременно и русским, и не совсем. Он сорвал другую ягодку и рассмотрел ее против солнца: глянцевая ее поверхность была покрыта еле заметным пухом, как кожа пятнадцатилетней девушки, а внутри светился жидкий янтарь и сидели две косточки, похожие на зародыши близнецов. С тех пор Саша Петушков ничем больше не занимался, кроме разведения крыжовника, и уже ничто его не волновало сильнее заморозков на почве, и не было врагов ненавистнее, чем огневка и вонючий садовый клоп.

На этом поприще Саша достиг со временем замечательных успехов, так, он вывел четыре новых сорта крыжовника в дополнение к семистам двадцати двум выведенным до него, стал почетным членом британского ЭгтонБриджского общества селекционеров, добился плодоношения кустарника с последней декады июня по первые холода и так выгодно торговал саженцами, что ему вполне хватало на прожитье.

В своем саду он копался с утра до сумерек, и только когда солнце окончательно канет за горизонтом, обдав напоследок запад как бы золотом на крови, угомонится дачный поселок, птицы попрячутся, и одни порскают между темной землей и еще светлым небом летучие мыши, похожие на души покойников, Саша Петушков садился, подперев голову, на крылечко и задумывался о своем. Он вспоминал приключения молодости, как он скитался, любил, стремился, работал, страждал, и никак не мог решить одного недоразумения: а зачем...