Ксенос и фобос

Карнишин Александр Геннадьевич

Ну, хватит бездельничать.

Сидорчук сбежал вниз с третьего этажа, открыл низкую дверцу под лестницей, выхватил привычно, не глядя, лопату и кинулся на снег. Он его и так, и этак, и сдвигал, и кидал, и в кучу... До испарины, до легкой усталости, оставляя за собой чистый темный асфальт.

Вдруг он заметил, что потемнело и небо. Завертел тревожно головой, вылавливая звуки и фильтруя краски. Какой-то гул наползал на центр города.

Дождался.

Лопата отброшена к куче снега. Виктор несется стремглав

по площади, пируэтом обходит угол дома, взлетает в свою квартиру, скидывая на ходу шапку и перчатки. Так. Винтовка. Отдышаться. Вдох - выдох, вдох - выдох. Гудит все сильнее, все страшнее. И в окнах почти черно. Ну...

К бою готов! За ребят. За себя. За город. За всю страну. За Дашку.

Дашка?

...

Виктор понял, что окончательно проснулся, но ничем постарался не выдавать себя. Дверь он запирал. Или нет? Шаги были во сне или на самом деле? Он лежал, вслушивался в квартиру, в дом, в площадь под домом, одновременно пытаясь разобраться - что разбудило?

Вот же! Какой-то гул, тарахтение...

Сидорчук сорвался с кровати, кинулся к балкону, но резко остановился и медленно повернулся на возмущенное:

– Мяааау!

На кровати сидел роскошный рыжий кот с почти человеческим лицом вместо обычной кошачьей морды.

– У-у-у, братец. Ты у нас перс, похоже. Да не простой, а экзотический. Ну, иди ко мне - кис-кис-кис!

Кот прыгнул к нему, стал обвиваться, тереться о ноги и опять включил свою тарахтелку. Вон что сон навеяло! Вон что гудело, выходит! А Кудряшов говорил - нет кошек. Ха! А это кто? Просто они умные. Они гуляют сами по себе. Они знают, где плохо. Ишь, животинка теплая.

Утро было скомкано необходимостью изобрести питание и для кота. Виктор носился то на кухню, то в ванную. Когда он запирался, кот садился под дверью и начинал жалобно мяукать. Приходилось впускать.

Но на улицу он его все же не выпустил. Еще потеряется.

– Посиди дома,- сказал Виктор, отпихивая кота от порога ногой.- Я вернусь. Вон тебе миска еды. Вода есть. А я поработаю и вернусь.

Он скатился вниз по лестнице, привычно, как во сне, отворил низенькую лестницу и не глядя вытащил лопату.

Все идет по плану. По плану у нас что? Зима. А зимой снег. А если его не убирать, то потом будет не пройти и не пролезть. Это вам не Москва. Это Урал!

Виктор примерился, поставил лопату и потащил, потолкал нарастающий валик снега, как настоящая снегоуборочная машина. Снег был влажный снизу и сразу прилипал. Надо было постукивать лопатой каждый раз в конце длинной бесснежной дорожки. Привычно, вдыхая носом, выдыхая ртом, он делал свою утреннюю зарядку, расчищая площадь. От центра - к краям. Потом по краю пройтись, откидывая в сторону. И опять от центра - к краям. И по кругу, по периметру.

За скрежетом лопаты по асфальту он не услышал шагов. Только когда

остановился передохнуть, выдохнув клубы пара, услышал:

– Мужчина, а не угостите даму сигареткой?

Вернее, она сказала так: "сигарэээткой". Это было смешно, потому что сама девушка была мелкоросла, и выглядела лет на восемнадцать, что ли.

– Не маленькая уже,- буркнул Виктор.- Пора свои иметь.

– Ой, да ладно! Кто бы говорил! Не маленькая... А что нет-то никого? Выходной, что ли?

Вот тут его и стукнуло. Да так, что дыхание перехватило. Это, выходит, правду мужики говорили, что ненормальность какая-то. Вот человек перед ним. А он ни обрадоваться, ни рассердиться - ни-че-го.

Виктор встал прямо, опершись на свою лопату. Посмотрел рассеяно по сторонам. Справа из-за угла вывернула знакомая фигура и пошла, пошла прямо к нему. Черное пальто - матросский бушлат. Черные ботинки. Черные джинсы. Дашка?

Он отбросил лопату, подскочил в три шага, обхватил ее, прижался... Эх, черт... Не сон?

– Стоило в магазин отлучиться, как мой мужчина с чужими девушками беседы заводит,- смеясь, вырвалась из его рук Дашка. Настоящая, живая Дашка.

Он мотнул головой. Нет, не сон. Все на самом деле.

– Даш, ты как тут оказалась?

– Как, как... Каком. Мне же скучно там одной без тебя. А ты все не идешь и не идешь...

– Так же я думал...

– Ну и дурак.

Из-за угла показались еще какие-то люди. Она отвлеклась от его поцелуев, оттолкнула, погрозила пальцем. Крутнулась на месте, и вдруг остановилась, показывая округлившимися глазами Виктору за спину.

Он, прикрывая ее, сделал шаг в сторону, одновременно кидая руку к карману и озираясь - что? Где опасность? Но на площади никого, кроме той девушки, что подошла первой.

– Вить, а ты давно ее знаешь?

– Откуда мне? Я правда ее впервые вижу.

Она еще сильнее - куда уж там сильнее, вроде - расширила глаза и прошептала:

– Это Ирка Кириенко!

– Точно?

– Да я же ее знаю! Я статью еще писала, помнишь...

Ну, вот. Он посмотрел в небо и улыбнулся. А в чем-то мужики были правы. Если эксперимент нарушен, его надо завершать. Значит, все.

– Вить, так это же, выходит - все? Все закончилось, да? Ура?

Сидорчук вдохнул глубоко, улыбнулся корреспонденту молодежной газеты Дарье Аникиной, улыбнулся дочке покойного полковника Кириенко, улыбнулся незнакомым подошедшим ближе ("мы с ними вместе приехали" - шепнула Дашка).

– Закончилось? Нет, девочка. Все у нас теперь только начинается.

Эпилог

– И что теперь?- министр смотрел с подозрением.- Все, что ли? Что мне прикажете докладывать наверх?