Ктида
Шрифт:
– Совсем неплохо, курсант! В ваших словах звучит дерзость мысли! Колобок может и подойти. Вы ведь не думаете, что раньше люди дурней нас были?
– Куда значительно как не дурней. Поселить НМО в Колобке, надо догадаться...
– Что, простите, э... поселить?
– удивлённо поднял очистители оптики Василий Васильевич.
– "Некоторые мыслящие образования", - с лёгкой улыбкой разъяснил начальник островной СБ.
– А-ха. У меня в отделе их прозвали - "мнемы". Не совсем по существу, но на языке не вязнет, приживается потихоньку. Ещё - "кибер-духи". А некоторые
– Мнемы...
– Николай Николаевич задумчиво потёр пластиковую щёку, - где-то я такое название уже слышал. Надо будет в Инете попозже глянуть... Ну, впрочем, название названием, как там оно ещё сложится, не суть пока важно. А вот отследить главного "духовода" нам жизненно необходимо уже сейчас. Вы обратили внимание на момент в докладе Ходока - пулемёт по нему почему-то не стрелял?
Василий Васильевич понимающе хмыкнул и вернулся к созерцанию просыпающегося северного дня.
– Естественно обратил. И у меня нехорошее предчувствие в связи с этим - либо наш главный "духовод" умеет вселять "мнемы" в "колобки", либо... Либо что-то э... около того.
– Так-так-так. А не попахивает ли здесь мистикой, дорогой коллега?
– Мистика, дорогой коллега, - менторским тоном ответил Василий Васильевич, - это то, что мы пока не понимаем. А мы пока в данном деле не понимаем ни черта. Каким образом, например, ему удаётся использовать модуль в присутствии хозяина и без его на то разрешения? Даже без его ведома. Словно...
– Вы считаете, что он как-то может использовать и людей тоже?
– Николай Николаевич подошел и встал рядом с хозяином кабинета и так же сосредоточился на вдумчивом изучении вида дикой таёжной дали. За окном медленно, но уверенно становилось всё больше и больше света - близилось утро.
– А нам ничего и не остаётся, как принять такую возможность в разработку, - обречённо вздохнул шеф СБ Полигона.
– Вы же знаете, он как-то управлял уже десятью дронами сразу и смог вывести из строя Назгула. Вместе с его подсобными. Каким-то неизвестным нам образом так на него повлиял, что тот в реале повредился умом и в данный момент находится на излечении в одной из клиник Цюриха. И по нашим данным он безнадёжен - изменения психики необратимы.
Николай Николаевич кивнул.
– Да-да, я в курсе. Для нас это был минус потерять такого свидетеля. Кстати, на его примере они пытались предъявить встречные обвинения в незаконном использовании психологического оружия уже с нашей стороны. Но у них ничего не срослось, ибо не удалось собрать никакой доказательной базы. Ни одна их система не зафиксировала никаких пси-воздействий от нас. Зато нам как раз удалось нагрести на два Нюрбергских процесса. И наш вал аргументов смог сломить даже предвзятость европейской Фемиды. Да... Это нам большой плюс.
Они помолчали немного, предаваясь воспоминаниям недавнего прошлого. Затем синхронно глубоко вздохнули и синхронно же хмыкнули.
– А что ваш глубокомудрый друг Карчмарь говорит по поводу разумности дронов?
– неожиданно спросил Николай
– Э-э-э!
– отмахнулся начальник СБ Полигона.
– Что он может говорить? Он же практик с мозгом в костях. Он не теоретик. Даром что в молодости науку грыз с остервенелостью бешеного бизона...
– Ну, у вас и сравнения, Василий Васильевич!
– улыбнулся Николай Николаевич.
– Как это бизон может грызть? Или вы имели в виду - рыть копытами или рогами?
– Вы его просто не знаете, Ник-Ник, - убеждённо ответил Василий Васильевич.
– Этот бизон может грызть так, что львы издохнут от комплекса неполноценности. Нет, заслуг его я не умаляю - практик он великолепный. В вопросах роботостроения некоторые считают его вторым после Кузнеца. Хотя я бы тут очень поспорил.
– Ну, а... с точки зрения практика он что-нибудь высказывает?
– Ничего такого особенного он не высказывает. Да для него уже и так любая железка одухотворена! Он с молотком может спокойно целый день на возвышенные темы болтать. Ему гайка дороже коллеги по работе. Он...
– То есть что?
– прервал его Николай Николаевич.
Василий Васильевич поперхнулся.
– Кхы... Э... Его сей факт нисколько не удивил. Разумность своего любимого железа он признал сразу и безоговорочно. И совершенно не интересуется, откуда она берётся. Тем более что Корней, как человек и учёный, был и даже после смерти остаётся для него кумиром. А раз прозрение дронов непосредственно связано с ним, то и они попадают под сияние святости. Сама же мнемо-сеть, ими образуемая, для Карчмаря явление вторичное и чудом не является - обычное "дело техники". Вот, собственно, и всё.
Николай Николаевич скептически улыбнулся.
– Как-то вы, Василий Васильевич, своего старинного друга... раз-раз, легко так по полочкам разложили! И всё-то у вас просто выходит. Неужели у столь серьёзного практика нет своего мнения на столь важную тему? Никогда не поверю.
– Ну... Понимаете, Ник-Ник, он, собственно, в том же духе высказывается, что и мы. Ну, почти. Он считает, что кумир его Корней буквально вложил в дронов частицы своей души. То есть, они как бы его духовные дети. Посему и Карчмарь их держит за родственников. Ну, почти. Более того, он считает, что если все эти частички каким-то образом собрать вместе и слить в единую суть, то от этого соединения возродится душа самого Корнея. В новом, так сказать, э... высшем качестве. И его кумир, стало быть, воскреснет в механической плоти. Не больше и не меньше. Ну, не псих ли он после этого? Беседы с молотками, знаете ли, даром не проходят...
Николай Николаевич задумчиво помолчал.
– Да...
– протянул он со странным выражением минуту спустя, - а ведь он поэт. Карчмарь ваш. Не находите?
– Да бог с вами, Ник-Ник!
– возмутился начальник СБ Полигона.
– Какой поэт? Да этот сухарь и книжек-то никаких не читает, кроме технических справочников! Вы ему только об этом не обмолвитесь, а то нас тут завалят поэмами на производственные темы. С его-то дикой работоспособностью станется...
– А что, Василий Васильевич, может быть, стоит напрямую спросить у Стекляруса, как его там - Антона Тузова, зачем ему всё это нужно? Встретиться с ним вне Острова, и спросить. Как вы считаете?