Кто бы мог подумать?
Шрифт:
На секунду Стеша замерла, удивлённо приоткрыв рот. Потом воскликнула:
— Ой! Как ты мог всё так сразу сосчитать? Это просто поразительно! Я помню ответ. Или ты его где-нибудь подглядел?
— Где же я мог подглядеть? Сосчитать недолго. Но дроби! Что это дроби? Я только слышал. Ты мне объяснишь дроби? Пожалуйста!
Стеша с огорчением покачала головой:
— Я и сама не понимаю дробей. Всегда путаю, где числитель, где знаменатель. Всё-таки как ты сосчитал? Ты же ещё маленький!
— Я не маленький. А считать меня научил папа.
—
— Есть. Над ним летают рыбы.
— Что-что? Рыбы летают? Но где же он? Летающие рыбы есть только в тропических океанах.
— Он и плавает в каком-то океане. В письме он написал, что рыбы иногда летают прямо над его головой. А у тебя тоже папа уехал?
Стеша нахмурилась. Помолчав, ответила с запинкой:
— Никого у меня нет. Никого. А папы у меня никогда и не было…
— А кто же у тебя дома? Вот когда ты ездишь домой на воскресенье?
— По воскресеньям я чаще всего хожу к дяде Миколе. Он живёт в посёлке. Иногда здесь остаюсь. В интернате много ребят остаётся. Разве ты не замечал?
— За мной бабушка приезжает в субботу пораньше… — Матвей смутился.
Как так? Неужели есть ребята, которым некуда уехать в субботу? Он никогда не думал о том, все ли разъезжаются. Значит, у некоторых и дома нет… И у Стеши. А он-то думал, что ей домой хочется… Просто совсем никакого нет дома? Как странно!
— Пожалуй, попробую хоть так решить, как ты говорил, — сказала Стеша. — Без умножения дробей. Всё-таки задача будет решена. Сейчас запишу. Если бы ты знал, до чего я не терплю считать! Таблицу умножения на девять до сих пор не могу, как следует запомнить.
— На девять? — воскликнул Матвей. — Но ведь как раз на девять и запоминать не надо. Умножение на девять просто видно.
— Видно? Ты в своём уме?
Давно уже Матвей обежал скамейку и уселся рядом со Стешей. Теперь он протянул руки тыльной стороной кверху, растопырил пальцы.
— На руках десять пальцев, видишь?
— Ну, пальцы твои грязноватые я, конечно, вижу. Не слепая.
— На сколько ты хочешь помножить девятку?
— Ну-у, на пять, например…
— Так вот ты пятый палец опускаешь вниз. — Матвей быстро опустил мизинец на левой руке. — Сколько осталось? Четыре, да? А на другой руке все пять. Значит, пятью девять сорок пять.
— Батюшки мои! А ну-ка, помножь, девять на девять! — с недоумением в голосе потребовала Стеша.
Матвей живо пригнул к ладони девятый палец и объявил:
— Восемьдесят один! — Он радостно засмеялся. — Видишь? Слева остаётся восемь, а справа только один палец.
— Значит, слева десятки, а справа единицы… И загибать надо тот по счёту палец, на сколько помножаешь девять… Ма-атвей! — изумлённо пропела Стеша. — Ты… ты выдумал это сам?
— Не сам. Папа мне показал. Давно. Когда ещё… — Матвей вздохнул, весь сжался.
— Хоть и не сам, — быстро сказала Стеша, — всё равно, это просто чудо! А как ты эти несчастные помидоры в ящиках сразу сосчитал? Тоже каким-нибудь способом?
— Не знаю… Нет, без способа. Просто взял
— Да хоть и без двух пятых… Ну, диктуй. Первое действие…
Матвей диктовал цифры, умножая их и складывая. Стеша записывала, поглядывая на Матвея почти с опаской.
Что делать с Окуньками?
С большими садовыми ножницами в руках дядя Микола прохаживался по саду: где сухую ветку срежет, где подровняет буксус. Было время обеда, ребята ушли в столовую. На аллейках тихо и пусто. Однако за кустами жасмина белело чьё-то платье. Подойдя ближе, дядя Микола услышал лёгкий всхлип. Какая-то девочка плачет?
Живо вспомнилось, как года два назад услышал он вот также приглушённый плач. И вытащил из кустов девочку лет девяти. Остриженные под машинку волосы, короткие и светлые, топорщились у неё, как иглы ежонка. Казалось, они взъерошились ещё больше, когда он потянулся к голове девочки — погладить. Девчонка сердито оттолкнула его руку. На вопросы она не отвечала, молча, глотала слёзы и отворачивалась.
— А щеглиха-то удивляется, — сказал он усмешливо. — Кто это, думает, тут старого Миколу пихает? Говорит своим птенчикам: «Что ж это делается на свете, батюшки?» Вон глядит на тебя из гнёздышка.
Девочка подняла голову. Светлые глаза недоверчиво и вопросительно посмотрели ему в лицо, потом — осторожно — по сторонам.
— Идём, покажу щеглихин дворец!
Она покорно подала ему маленькую, мокрую руку. Он показал ей гнездо щегла в ветвях граба. Потом посадил рядом с собой на скамейку и рассказал о том, как летели щеглы через море из тёплой страны, чтобы вывести птенцов на родной земле.
— Ничего нет слаще родины на свете. Это уж шо для птиц, то и для людей. Так-то! — закончил он свой рассказ.
Девочка слушала не шелохнувшись, не произнеся ни слова. Лишь изредка взглядывала на него пристально и всё ещё с недоверием.
На другой день она ждала его у дверей кочегарки.
— Дядя, расскажи про ворону!
Про ворону так, про ворону. Они присели тут же на ступеньку, на которую он подстелил свой ватник.
Не спуская с него глаз, она слушала о приключениях вороны. Едва он замолк, убежала, даже не сказав спасибо.
Сердитая девчонка внезапно вырастала перед ним как из-под земли то в саду, то в кочегарке. Лаконично требовала: