Кто бы мог подумать?
Шрифт:
— Бежи! — крикнул Толька.
Шарик своё дело знал: спрыгнул с дивана и — опрометью в дверь.
А вот Аркаша, избалованный гостеприимством, прямо-таки опешил. И едва не уронил аппарат.
Может, папа и не заметил, что Шарик валялся на диване? Ведь умный пёс смотался на улицу с молниеносной быстротой.
— Фотографии моего Анатолия обучаешь? — приветливо сказал папа Аркаше. — Расчудесное дело! Я и сам-то фотографией здорово увлекался. Это теперь руки не доходят… Не починить ли мне фотоаппарат и не приняться ли сызнова?
— Почини, папа, конечно, почини! —
— Да у меня и лампа-вспышка где-то на чердаке валяется. Найду и вам отдам. Вникав, Анатолий, мы ещё с тобой вместе поснимаем! — Папа взял что-то из стола и ушёл.
Толька проводил его радостным взглядом: вот, оказывается, какой у него папка молодец!
А Звягин, хоть и обрадовался, что у него лампа-вспышка будет, всё-таки здорово обиделся:
— Из-за тебя чуть аппарат не угробил, кадр испортил. Так ты заорал, будто тебя змея ужалила, просто свинство!
С трудом Толька умолил Звягина снять Шарика ещё раз, во дворе: вдруг, неровен час, папка, хоть он и молодец, опять вернётся.
Поломавшись, Аркашка смилостивился и щёлкнул Шарика вторично. Снимок получился ничего. Правда, за спиной верного Толькиного друга торчали ни к селу, ни к городу головы зазевавшихся дошколят. Но уж с этим пришлось примириться.
Каким-то образом альбомом «Наши домашние животные» стали заниматься ребята не только третьей звёздочки. То Ира, то Алла просили за какую-нибудь девочку: «Её кролика снимите, пожалуйста! Тем более кроликов у нас ещё нет». Или: «Знаете, какой котик у Маши? Не представляете, какой славненький!» Костя разрешал: «Что ж! Если Аркаша не против. Одних наших зверей всё равно мало».
Некоторые второклассники срочно завели щенков. А одному мальчику дядя подарил ласку, которую поймал в лесу. Ласка, правда, удрала из клетки до того, как попала на плёнку, но разговоров о ней было много.
Ребята замучили родителей и учительницу расспросами о повадках разных животных.
А как-то раз в дверь Мухина раздался робкий стук. Даже не стук, а так — скребётся кто-то. Мухин выглянул в коридор. Там стояла младшая сестрёнка Стрельцовой и незнакомая девчонка лет пяти. Девчонка прижимала к животу замурзанного котёнка. Исподлобья глядя на Мухина, спросила:
— Вы, правда, котят фото… фотогра… фи… ру… вы… ваете?
Мухин захохотал:
— Говорить-то сперва научись! Кто тебе сказал?
Девочка показала на младшую Стрельцову:
— Мне Даша сказала.
— Вот пускай Даша твоего заморыша и фотографирует.
Девочки дружно расплакались. Примчавшаяся из кухни Стрельцова обозвала Мухина «тираном бесчувственным» и увела малышек в свою комнату.
— Разохотились! — стал ворчать Аркаша. — А мне некогда. Да и поднадоело.
— Хватит! — решил Костя. — Снимков двадцать набралось. Больше пока не нужно.
И тут выяснилось не столь уж приятное для второклассников обстоятельство: ни одного снимка Костя
А разве составить подпись так просто? Одна Ира оказалась на высоте. Она уже написала про Катиных волнистых попугайчиков и про черепаху одного мальчика из — вот уж не по правилам! — третьего класса, но живущего в одном с ней дворе, помогла Алле написать про её Мурзика. Но остальные ребята никак не могли раскачаться. Мухин, правда, написал три фразы: «Это кот сибирской породы. Он ловит мышей и любит молоко и сливки. Зовут Барсик». Но Костя сказал: «Мало. И не очень интересно».
Танька ничего не могла настрочить про свою кошку. Плакалась на сборе:
— Ну, кошка и кошка! Что про неё напишешь? Хитрющая. Вчера рыбу хек стянула, мама очень на неё кричала. А в пятницу мышь поймала, задавила и бросила маме под ноги, мама опять кричала. Не стала, есть мышь.
— Кто? — Мухин прикинулся испуганным. — Мама твоя не стала есть мышь?
— Не мама, а Ушка. Видно, уже где-то наелась. Может, у соседей чего скрала.
— Наверно, плохо вы свою Ушку кормите, — сказала Ира. — Потому она такая вороватая.
Вот из-за подписей дело с альбомом приутихло, задержалось. Костя подбадривал ребят:
— Не унывайте! Поможем друг другу и постепенно составим рассказики.
А кто они — октябрята?
Ребята третьей звёздочки ничего не скрывали от Кости: ведь всё, что с ними делается, ему знать интересно!
И о неприятном происшествии в классе они наперебой рассказали, едва прибежали к Косте домой на очередной сбор.
А случилось вот что.
Тамара Георгиевна вызвала к доске Шурика Максимова. В классе его не любили: Шурик частенько ябедничал, а уж «выставляться» для него — первое дело.
Пошёл Максимов к доске, и кто-то незаметно подставил ему подножку. Максимов грохнулся в проходе между партами. Ребята засмеялись. А Максимов заплакал, стал на колени, шарил по полу, искал упавшие с носа очки.
Тамара Георгиевна так рассердилась, что глаза у неё засверкали, а ноздри побелели.
— Какой стыд! — воскликнула она, помогая Максимову подняться и подавая ему очки. — Я даже не интересуюсь, кто этот бездумный, глупый человек, исподтишка поваливший товарища. Очки у Шурика могли разбиться, стёкла попали бы в глаз… Но как вы могли засмеяться? Не ожидала от вас такого бессердечия. Ведь вы — октябрята!
Ребята притихли и опустили головы, им было стыдно смотреть друг на друга. Кто-то пробормотал:
— Мы нечаянно…
Отвечать у доски Шурику не пришлось. Какая уж тут доска — сидит на парте весь зарёванный. Да и звонок прозвенел.
Окинув второклассников негодующим взглядом, Тамара Георгиевна захлопнула журнал:
— Можете идти на перемену!
Девочки кинулись к Максимову и, толкаясь от усердия, повели его умываться.
— Н-да, — сказал Костя. — Плохо вы себя вели, не по-товарищески.