Кто нашел, берет себе
Шрифт:
Фредди тряхнул его за плечо, сильно:
— Завязывай с этим и собирай вещи. Один уже блюет и ни на что не годен.
Моррис бросил записную книжку в дорожную сумку, потянулся в сейф за новыми, его переполняла радость. Он забыл о трупе под одеялом в гостиной, забыл о Кертисе Роджерсе, которого выворачивало на розы, или циннии, или петунии, или что там могло расти во дворе. Джимми Голд! Едет на запад в пустом товарном вагоне. Ротстайн все-таки с ним не закончил!
— Сумки полные. — Он повернулся к Фредди. — Забирай их. Остальное я уложу в саквояж.
— Эта штука так называется?
— Думаю,
Фредди закинул сумки на плечи, но не ушел.
— Ты уверен насчет этого? Ротстайн сказал…
— Он просто хотел спасти свою шкуру. Мог сказать что угодно. Иди.
Фредди ушел. Моррис переложил последние записные книжки в саквояж и вышел из стенного шкафа. Кертис стоял у стола Ротстайна. Он снял балаклаву — они все так сделали. Бледный как полотно, под глазами — черные круги.
— Чего ты его убил? Ты же не собирался. Мы так не договаривались. Зачем ты это сделал?
Потому что он выставил меня глупцом. Потому что обругал мою мать, а это позволено только мне. Потому что назвал меня юнцом. Потому что его следовало наказать: он же превратил Джимми Голда в одного из них. Но прежде всего потому, что никто, обладающий таким талантом, не имел права прятаться от мира. Да только Кертис ничего этого бы не понял.
— Потому что после его смерти мы сможем продать эти записные книжки дороже. — Однако прежде он прочитает каждое слово, Кертис же никогда не понял бы, почему это так важно, да ему этого и не требовалось. Как и Фредди. И Моррис принялся терпеливо объяснять на доступном Кертису уровне: — Больше Ротстайн ничего не напишет. Поэтому неопубликованные материалы сразу возрастают в цене. Это понятно?
Кертис почесал бледную щеку.
— Ну… наверное… да.
— Опять же, он не заявит, что записные книжки — подделка. А мог бы, просто от злобы. Кертис, я много прочитал о нем, почти все, и это был злющий сукин сын.
— Ну…
Моррис удержался и не сказал: «Это слишком сложно для такой пустой головы, как твоя». Вместо этого он протянул Кертису саквояж:
— Бери. И не снимай перчатки, пока мы не сядем в машину.
— Тебе следовало обсудить это с нами, Морри. Мы твои напарники. — Кертис двинулся к двери, потом повернулся к Моррису: — У меня вопрос.
— Какой?
— Ты не знаешь, в Нью-Хэмпшире есть смертная казнь?
Направляясь в Вермонт, они пересекали узкую трубу Нью-Хэмпшира по сельским дорогам. Фредди вел «шеви-бискейн». Старый и неприметный. Моррис сидел рядом с раскрытым атласом на коленях. Время от времени он включал потолочный фонарь, чтобы убедиться, что они не сбились с пути. Ему ни разу не пришлось напоминать Фредди, что нельзя превышать скорость. Фредди Доу не впервые уезжал с места преступления.
Кертис улегся на заднем сиденье, и скоро они услышали его храп. Моррис полагал, ему повезло: похоже, Кертис выблевал собственный ужас. Сам Моррис не сомневался, что пройдет еще немало времени, прежде чем он крепко проспит всю ночь. Перед мысленным взором постоянно возникали мозги, сползающие по обоям. Ему не давало
— Так ты действительно думаешь, что мы сможем продать эти его книжонки? — снова спросил Фредди. — В смысле, дорого?
— Да.
— И не попадемся?
— Да, Фредди, я в этом уверен.
Фредди долго молчал, и Моррис уже решил, что тема закрыта. Но Фредди к ней вернулся. В двух словах. Сухих и невыразительных:
— Я сомневаюсь.
Позже, уже за решеткой — только на этот раз не в колонии для малолетних преступников, — Моррис подумает: «Именно тогда я решил убить их обоих».
Но иногда ночью, когда он не мог заснуть, а его задний проход горел после очередного изнасилования в душевой, он признавал, что это неправда. Он все знал с самого начала. Оба были туповаты. Оба рецидивисты. Рано или поздно (скорее рано) один попадется на чем-то, и у него появится искушение скостить срок или совсем его избежать, рассказав о другом, более тяжком преступлении.
«Я просто знал, что они должны исчезнуть, — думал он в темноте тюремного блока, когда плотно набитый живот Америки отдыхал под уютным одеялом ночи. — По-другому быть не могло».
В северной части штата Нью-Йорк, когда позади них заря только начала подсвечивать темную линию горизонта, они повернули на шоссе номер 92, которое тянулось практически параллельно автостраде номер 90 до самого Иллинойса, где поворачивало на юг и терялось в промышленном городе Рокфорд. В этот час шоссе по большей части пустовало, хотя они слышали шум плотного транспортного потока (а иногда и видели автомобили) на автостраде.
Они проехали щит «ЗОНА ОТДЫХА — 2 МИЛИ», и Моррис вспомнил «Макбет»: «Если уж делать, то быстро». Возможно, цитата не совсем точная, но понятно, о чем речь.
— Сверни туда, — попросил он Фредди. — Мне надо отлить.
— Там, наверное, есть торговые автоматы, — подал голос блевун с заднего сиденья и сел. Его волосы были всклокочены. — Я бы не отказался от крекеров с арахисовым маслом.
Моррис понимал, что ничего не выйдет, если в зоне отдыха будут другие автомобили. Автострада номер 90 утянула на себя львиную долю транзитного транспорта, раньше пользовавшегося этой дорогой, но с рассветом на ней могли появиться местные, которые по-прежнему ездили по шоссе номер 92 из одного паршивого городишки в другой.
Однако зона отдыха пустовала, в немалой степени из-за щита на въезде, гласившего: «НОЧЬЮ НАХОДИТЬСЯ НА ТЕРРИТОРИИ ЗАПРЕЩЕНО». Припарковавшись, они вышли из машины. На деревьях чирикали птицы, обсуждая прошедшую ночь и строя планы на грядущий день. Несколько листьев (в этой части страны они только начали менять цвет) спланировали вниз и остались на асфальте.
Кертис пошел к торговым автоматам, а Моррис и Фредди бок о бок направились к мужскому туалету. Моррис не слишком нервничал. Возможно, старая поговорка соответствовала действительности: самый сложный раз — первый.