Кто ответит? Брайтон-бич авеню

Молчанов Андрей Алексеевич

— Да и пусть. Не жалею, не плачу, — сказал я. — Мне хватает. Зависть не гложет. Пусть зарабатывает, лишь бы с пользой для других и законно. Все равно деньги в какое-то дело пустит; социально активные миллионы в чулках не хранят.

— Ты, Сашка, переутомился, — рек Иван Семенович сурово. — Чушь несешь. Мой тебе совет: делай дело, а анализ другим оставь. Идет человек против правил — бери его и применяй меры… Изменятся правила — значит, такова общественная закономерность, признанная законодателями. А покуда не признана — никакого ты права на люфты не имеешь. Иначе… до Ярославцева скатишься.

— Но правила меняет именно частота нарушений…

— Опять

глупость сказал! Она их ужесточать обязана. Слушай меня: я всю жизнь прожил слугой закона. Слушай. Не нужна тебе вся эта беллетристика, а только кодекс, комментарии к нему и прочая сопутствующая литература. Потому как ты себе сам такое дело выбрал — жесткое. И еще добавлю… В плане теории. Не надстройка базис меняет, а наоборот. Закончили! Теперь о Ярославцеве. Трогать его сейчас никак нельзя. В ОБХСС на полную мощь заработали, факты потоком прут, а он их нам добровольно, можно сказать, подбрасывает. Только бы в бега не подался! Ни он, ни Матерый. А подадутся — припомнит нам начальство всю деликатность и выдержку… Вот о чем думать следует! Привет! — Лузгин встал. — По домам. Завтра опять… попытки объять необъятное. Где людей брать? А насчет принципиального жука Лямзина не переживай. Пусть посидит, поскучает на топчане. Многого он не выложит, разве детали какие… В общем, у нас он, никуда не денется. В жерновах.

Когда я заглянул в свой кабинет — проверить, заперт ли сейф, у меня невроз по данному поводу! — звонил телефон. Сообщение оперативной группы обескуражило: Матерый скрылся. Ушел красиво, оставив приманкой «Волгу»; по пожарной, очевидно, лестнице…

Ярославцев

В комнате за номером шесть, куда, руководствуясь повесткой из отделения, Ярославцев зашел, сидел молодой человек в спортивной куртке и джинсах и оживленно разговаривал по телефону. Узрев посетителя, человек столь же оживленно и спешно разговор завершил и представился оперативным уполномоченным Курылевым.

— Тэк-с, — начал он, скорбно изучив протянутую повестку. — Ярославцев… Неприятности у вас, товарищ… — И устремил скучающий взгляд куда-то в окно. Продолжил: — Навещали ли вы три дня назад известного вам гражданина Докукина?

— То есть? — не понял Ярославцев.

— Заходили ли вы три дня назад к гражданину Докукину домой? — внятно и медленно, будто диктант диктовал, произнес Курылев.

Ярославцев вспомнил… Действительно существовал среди его окружения работник мясокомбината Докукин, с ним связывали деловые отношения по мелочам, в основном быта. И три дня назад действительно заехал он к этому Докукину за своим компьютерным дисководом, одолженным тем на время. Дверь в квартире оказалась незапертой, Ярославцев вошел кликнул хозяина, но тот не отозвался. Дисковод между тем стоял на виду, в нише «стенки». Поскучав минут пять, Ярославцев написал записку хозяину: мол, все в порядке, технику я забрал, а дверь зря открытой держишь, и отправился восвояси.

— Ваша записочка? — Курылев вытащил из папки, лежавшей на столе, клочок бумаги.

— Моя.

— Когда, при каких обстоятельствах…

Ярославцев рассказал.

— Значит, об ограблении вам ничего неизвестно? — выслушав, спросил Курылев. — Квартирку-то потрясли, — сообщил он грустно. — Вот так вот. Потому и дверь открыта была. А украли ценную картину. Целенаправленно, значит…

— Но при чем здесь… — начал Ярославцев.

— А при том, — с нажимом перебил Курылев. — Странно вы как-то все объясняете, товарищ. Чудно… Я, конечно, не следователь —

тот болен, я по его поручению тут с вами… беседую; но чудно… Входите в чужую квартиру, не удивляясь отсутствию хозяина, тому, что дверь настежь… Берете аппаратуру.

— Так свою же аппаратуру!

— Правильно. Насчет нее состава нет…

— Спешил я, поймите!

— И доспешились. — Курылев насупился. Помолчал, крутя в пальцах авторучку. — А гражданин Докукин, между прочим, утверждает, будто на картину вы неоднократно и напряженно заглядывались и купить картину предлагали так же неоднократно… Есть свидетели…

— Ну… крепостной художник, помню… Портрет девушки; милое лицо, живые глаза… Да, предлагал… и что же?

— А то, что гражданин Докукин на вас очень серьезную бочку катит, — сообщил Курылев. — Полную… резко негативных о вас высказываний.

И тут Ярославцев вспомнил: Докукин был должен ему три тысячи. С долгом тянул уже год… Может, посчитал экспроприацию картины как акт погашения долга и оскорбился, накляузничал?

— Но я же не брал, клянусь! — воскликнул Ярославцев с горячностью и замолк, потрясенный нелепостью всего происходящего, унизительностью обстоятельств и неимоверной их глупостью. — Ерунда какая-то, — произнес, озлобляясь.

— Хорошенькая ерунда… — усмехнулся Курылев беззлобно. — Сейчас задержим вас за нее на трое суток, а после посмотрим, о какой такой ерунде вы речь поведете… На работу сообщим…

— Доводы! — признал Ярославцев. — Потому давайте думать. Итак. Картину похитили. Полагаю, и в самом деле с прицелом и с умыслом. Значит, возвратить ее силами вашего отделения будет нелегко, так?

— Интересно излагаете, — произнес Курылев. — С удовольствием послушаю дальше.

— Докукина я знаю весьма поверхностно, — продолжил Ярославцев и замолчал: в памяти всплыла забавная сцена: он и Докукин едут по какому-то пустяковому делу на машине Докукина; заворачивают на заправку гостранспорта, и Докукин, прихватив батон ворованной с мясокомбината колбасы, идет на переговоры с заправщицей, повергая Ярославцева в беспросветную удрученность от своей сопричастности к какому-то жалкому проходимцу…

— …знаете поверхностно, — напомнил Курылев.

— Да. Но кое-что в характере его для меня очевидно: жаден, расчетлив и, видимо, используя ситуацию, желает из меня что-нибудь да выжать. Так?

— Ну, на такие вопросы мы ответов не даем, — важно отозвался Курылев, выпятив нижнюю губу. — Но бочка катится, учтите.

— А если так я ему компенсирую и с концом дело! — взвинчиваясь, предложил Ярославцев. — Не до того мне, чтобы еще в склоку со всякой мразью лезть… Пусть назначает цену.

— Героический вы! — одобрил Курылев с удивлением. — Только… дело-то не с концом! В начале дело, в периоде расследования. И закрыть его могут лишь в следственном отделе района при отсутствии, дополню, состава преступления или его события… Что решает исключительно прокурор. Дошло? — Он пристально вгляделся в Ярославцева, как бы постигая сущность собеседника и характер его. — А может, произнес полушепотом, опуская глаза, — у вас с Докукиным договоренность имелась о продаже картины, а? Он вам доверял, а потому и ключи у вас были… там замок чистенько вскрыт, н-да. Ну, а про договоренность Докукин подзабыл или на всякий случай милицию вызвал, поскольку к вам дозвониться не сумел… А после — все утряслось. Поговорите с Докукиным, авось, вспомнит чего… Следователь — женщина благожелательная… В общем, зайдите ко мне сегодня вечерком после разговора с потерпевшим!..