Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла
Шрифт:
На мой дальнейший вопрос, как понимать сделанное в заявлении премьера о переговорах с Беком выражение, что каждая из сторон придет на помощь другой в случае «прямой» или «косвенной» угрозы ее независимости, Галифакс, пожавши плечами, ответил:
— Да, это, несомненно, вопрос, по которому должна быть создана ясность, но о нем мы с польским правительством еще будем вести переговоры [33] .
Было очевидно, что гарантия Польше пока еще остается лишь клочком бумаги. Ее будущее значение было туманно и загадочно.
33
«DBFP», Third Series, vol V,
7 апреля Муссолини также с помощью молниеносного удара захватил Албанию. Носились упорные слухи, что этим он не ограничится и приберет к рукам еще греческий остров Корфу.
В «кливденских кругах» началась паника. На протяжении лишь трех недель совершились три самых несомненных акта агрессии: 14 марта против Чехословакии, 22 марта против Литвы и теперь, 7 апреля, против Албании. Гитлер и Муссолини, поощряемые «умиротворителями» Парижа, Лондона и Вашингтона, совсем распоясались. Неужели «кливденская» политика сговора с агрессорами против СССР провалилась? Неужели противники этой политики одержат верх? Нет! Нет! «Клив — денцы» с этим не могли примириться.
И вот в политических кругах столицы развернулась лихорадочная активность. Как раз накануне премьер отправился в отпуск, ловить форель в Шотландии (Чемберлен был страстным рыболовом), — он немедленно вернулся в Лондон. Состоялось экстренное заседание кабинета с участием лидеров либеральной и лейбористской оппозиции. Было созвано особое совещание «Имперского совета обороны». В Гибралтаре и на Мальте началась концентрация военно-морских сил Великобритании. Галифакс заявил итальянскому поверенному в делах протест против захвата Албании и пугал его «сильными чувствами», которые агрессия Муссолини вызвала в Англии. Между Лондоном и Парижем шли непрерывные совещания по вопросу, что делать.
Тревога распространилась и на континенте Европы. Франция, Бельгия, Голландия призвали под знамена определенные классы резервистов; были заминированы устья Шельды и Мааса Италия довела свою армию до 1200 тыс. человек Вашингтон заявил, что действия агрессоров разрушили доверие в международной области и что это является угрозой для безопасности США.
В такой обстановке британское правительство было вынуждено что-то сделать, и притом что-то такое, что выглядело бы как проявление быстроты, решительности и энергии. В результате Чемберлен 13 апреля заявил в парламенте, что Англия дает одностороннюю гарантию Румынии и Греции, подобную той, которая 31 марта была дана Польше. Франция в тот же день сделала аналогичное заявление.
Только теперь, когда Англия торопливо взяла на себя обязательство по защите независимости трех стран, Чемберлен счел своевременным вспомнить о СССР. 14 апреля британское правительство обратилось к Советскому правительству с официальным предложением дать Польше и Румынии такую же одностороннюю гарантию, какую Англия и Франция дали Польше 31 марта, а Румынии и Греции—13 апреля. Со своей стороны французское правительство предложило проект совместной декларации СССР и Франции, основанный на принципе взаимности обязательств.
Одновременно, 14 апреля, Рузвельт адресовал Германии и Италии призыв сохранять мир и воздерживаться от агрессии. В Берлине этот призыв был встречен грубой бранью; Муссолини же ответил, что он, видите ли, только о том и думает, как бы укрепить мир и сотрудничество между народами!. В Англии и Франции призыв Рузвельта встретил горячую поддержку. СССР также отнесся к нему с симпатией, и М. И. Калинин отправил Рузвельту сочувственную телеграмму. Однако практическое значение выступления американского президента
На протяжении тех лет, которые протекли с момента описываемых событий, делалось немало попыток дать удовлетворительное объяснение политике односторонних «гарантий», проводившейся британским правительством в марте — апреле 1939 года. Это было нелегко, ибо с точки зрения здравого смысла, которому так поклоняются англичане, поведение Чемберлена в те критические недели было подобно безумию. Помню, сразу после объявления «гарантии» Румынии и Греции, Ллойд Джордж в разговоре со мной сказал:
— Вы знаете, я никогда не был высокого мнения о Чемберлене, но то, что он делает сейчас, побивает все рекорды глупости… Мы даем гарантии Польше и Румынии, но что мы можем для них сделать в случае нападения Гитлера? Почти ничего! Географически эти две страны расположены так, что до них рукой не достанешь. Даже снабжение их вооружением и боеприпасами возможно лишь через советскую территорию. Ключ к спасению этих стран лежит в ваших руках. Без России тут ничего не выйдет… Стало быть, прежде всего надо было договориться с Москвой. А как ведет себя Чемберлен?. Не договорившись с Советским Союзом, фактически за его спиной, он раздает направо и налево «гарантии» странам, находящимся в Восточной Европе. Какая вопиющая нелепость! Вот до чего дошла британская дипломатия!
В словах Ллойд Джорджа было много правды. Для всякого политически грамотного человека не составляло секрета, что, если бы Англия и Франция даже захотели добросовестно выполнить взятые на себя обязательства, их помощь Польше и Румынии не могла бы быть особенно эффективной. В лучшем случае эта помощь могла бы вылиться лишь в операции, сковывающие часть германской армии на франко-германской границе, в организацию морской блокады Германии, да в налеты на Германию англо-французской авиации. В руках Гитлера при всяких условиях осталось бы достаточно вооруженных сил для того, чтобы стремительным темпом разгромить польскую и румынскую армии. Какую же реальную ценность в таком случае имели англо-французские «гарантии»? И в какое бы положение попали Англия и Франция, если бы при испытании этих «гарантий» на практике обнаружилась их военная никчемность?
Да, поведение Чемберлена стояло в полном противоречии с обычными осторожностью и расчетливостью британской внешней политики. Это выглядело как разрыв с дипломатическими традициями прошлого, и был момент, когда мне даже показалось, что отсюда могут проистечь вопреки воле самого Чемберлена большие и благоприятные для дела мира последствия. Однако власть «кливденской клики» и ее тупоумие в области внешней политики быстро развеяли у меня такие мысли. Очень скоро стало ясно, что Чемберлен неисправим, что его основная политическая линия — ставка на стравливание Германии и СССР — остается в полной силе. Как же тогда все-таки объяснить появление политики «гарантий»?
Когда сейчас, много лет спустя, я суммирую все то, что я видел и наблюдал в 1939 году, и все то, что я с тех пор узнал из опубликованных после войны книг, мемуаров, документов, я склонен дать на этот вопрос такой ответ.
В марте — апреле 1939 года Чемберлен был столь же верен своей политической линии, как и раньше. Ради нее о, н легко примирился с гибелью Австрии, Чехословакии, Мемеля, Албании, которая уже произошла, и не менее легко примирился бы с гибелью Румынии и Польши, которая еще могла произойти. Человек, как мы знаем, крайне узколобый и упрямый, Чемберлен шел прямолинейно к своей цели, не оглядываясь по сторонам. К тому же он имел за плечами могущественную поддержку «кливденской клики», лидером которой он в то время являлся.