Кто поверит эху? Часть 1. Возвращение
Шрифт:
– Если они в порядке, вернем через несколько дней. До тех пор никто вас не побеспокоит, – сказал Лиани. Затем стражники покинули дом.
Глава 3
– И черные блестящие крыши вдалеке – храм Тао-До, «Под защитой скал», – чуть нараспев говорила маленькая чернокосая девушка, устроившись на подушках внутри крытой повозки
– Прямо на склоне? Туда тяжело подняться, – вторая девушка рассмеялась, подняла голову и вновь вонзила иглу, склонилась над полотном: на нем змеями изгибались темно-зеленые стебли
– На скалах, – кивнула рассказчица. – Стоит и смотрит на реку Иэну. А знаешь ли, что про тот храм говорят? Жил каменщик, который как-то, работая на склоне ущелья, случайно столкнул глыбу на голову медведя. Тот дух испустил, только дух этот каменщика чуть не замучил, все приходил и ревел под окном. Наконец работник пообещал воздвигнуть храм в честь медведя, так и сделал, а сам стал в нем настоятелем. Говорят, на тропе, что ведет к воротам, есть обтесанный валун – вставший на дыбы медведь, и на плите перед ним оставляют сладости, – продолжила рассказчица, и рассмеялась. Платье ее переливалось всеми цветами радуги, гордо посаженная головка и вскинутый подбородок свидетельствовали о том, что прихоти девушки исполняются все до единой.
– Мне говорили: там, куда ты плывешь, горы выше, и храмы еще ближе к небу, – сказала вышивальщица. – А ты в это веришь?
– Я верю в себя и свою удачу. Подарила же она мне твое общество!
– Ох, Тайлин, ты… – вторая девушка тоже не удержалась от смеха.
– Я же нашла тебя в той глуши. В одиночку уже умерла бы с тоски с этими олухами. Какие здесь дикие места – холмы и кустарник, и так без конца! А ты бы чахла в гостинице на побережье, там и ниток нормальных-то негде достать.
…В руках вышивальщицы не игла, а тонкий лунный луч. Он сверкал, ныряя в полотно, будто в воду, и оставлял за собой след-стежок. Мастерица отдувала ото лба каштановую прядку и снова склонялась над вышивкой. Иногда девушка переставала работать и погружалась в раздумья, как лучше повести узор. В такие мгновения она напоминала куничку – любопытную, с шелковистой длинной шерсткой – замершую среди ветвей.
А Тайлин грызла орешки и щебетала, не уставая. Дорога была хорошей, повозка, в которой ехали, достаточно просторной для двоих, и устланной изнутри одеялами – и тепло ночами, и мягко.
Небольшая повозка, запряженная парой лошадок, катилась среди холмов, поросших мелколистным жестким кустарником в рост человека и травой по-весеннему сочного цвета. Спутники-мужчины негромко переговаривались, не мешая отдыху девушек. Трое домашних слуг, ехавших верхом, и возница, вот и вся свита.
– Поговори со мной, – велела Тайлин. – Нээле, не будь скучной.
– О чем же мне говорить? Я только о вышивке и могу. Но тебе вряд ли интересно, как выкладывать нитью узор, – улыбнулась вышивальщица.
– Вы и сказок у себя не рассказывали в мастерской? И песен не пели? И сплетен городских не перебирали? Вот уж не верю, женщины ведь, – Тайлин хитро прищурилась, но спутница не поддалась:
–
– Я так мало про тебя знаю, а ты мне почти как сестра, – сказала чернокосая девушка. – Говори еще, говори. На север мода идет не меньше года, а то и двух, а с такой мастерицей, как ты – о, я сумею себя показать!
Ястреб кружил над холмами, с земли темный, видел холмы, далеко друг от друга разбросанные рощицы и затерявшуюся среди них повозку, и вряд ли сумел бы понять, пойми он эти слова, кому собирается себя показывать маленькое существо далеко внизу.
В дрожащем от солнца послеполуденном воздухе он давно видел, как повозка подъезжает к нескольким ровно уложенным каменным плитам, но путники заметили их только сейчас. Выцветшие ленточки и флажки поникли, привязанные к кустам, деревянные бусины казались оставшимися с зимы ягодами. Крохотная беседка из светлого песчаника, сбоку на камне выбито полустертое изображение зверя – не то дикая лесная собака, не то лисица – с большими крыльями. Ахэрээну, одна из Опор, воплощение любви и заботы. Странно видеть здесь это очертание, знаком Опор украшают храмы и монастыри.
– Придорожное святилище, – пояснил девушкам один из слуг. – Можно тут дар оставить, можно внутри зажечь палочку.
– Какое-то оно… грустное, – заметила Нээле. – За ними тут не следят?
– Мы, госпожа, едем не той дорогой, чаще выбирают лучшую, но длинную.
– Мы пойдем, – решила Тайлин, подхватила подол и устремилась к святилищу; но за зиму и осень тут, видно, не было никого, и весной трава и кустарник рванулись в рост, почти скрыв тропинку.
Отцепляя шелковые складки от зеленой стражи, Тайлин пару раз прошипела что-то, еще пару раз ойкнула и, наконец, остановилась.
– Трава слишком колкая, я изорву платье, и ты тоже. Нет, не ходи, – на всякий случай покрепче ухватила путницу за локоть, маленькие пальцы оказались на диво цепкими.
– Не пойду, – кротко согласилась вышивальщица, силясь таки освободить руку.
– Госпожа, не стоило бы пренебрегать… – вступил старший из слуг. – Все же вы из Срединных земель, а местные святые и духи, кто вы им? Никто. Хотя, если они добрые, может, не оставят милостью незваную гостью? И все же… Я мог бы вас донести, а другой – вашу подругу.
– И все же – ты помолчал бы, – Тайлин вскинула подбородок. – Мы едем дальше.
Повозка катилась, подпрыгивая на камешках. Птицы все так же высыпали стайками из кустарника в небо, пару раз виднелся бок или хвост сероватой лисицы, пчелы вились над метелками каких-то желтых соцветий.
Тайлин, видно, было немного совестно, что столь легкомысленно пренебрегла долгом путешественника, и потому говорила она теперь о небожителях, создателях и хранителях мира, существах и силах могучих, высших и благожелательных.