Кто правит бал
Шрифт:
— Почему ты решила, что тревога — ложная? Может, он проверял, все ли чисто?
— Может, и проверял, скоро узнаем. — Она легла поудобнее, снова началось томительное ожидание. — Ну как, Мазовецки, в перерыве между боями решим, что с нашим гусем?
— Удалось засечь бортовой номер? — нетерпеливо поинтересовался Реддвей.
— Нет. — Офицер-связист пожал плечами, можно поднять в воздух самолет-разведчик, пусть заснимет, но я…
— Ладно, расслабьтесь. Нет так нет. Не очень-то и хотелось.
— Три против одного на то, что
Снова наступила тишина, даже сверчки поутихли, чтобы не мешать собравшимся нервничать.
— Разворачивается, — улыбнулся связист, — расстояние восемь миль, курс на север, то есть на нас.
— Ну, что я говорил? — победно заявил Турецкий.
— Никто с тобой и не спорил, — ответил Реддвей.
Вертолет сел посреди охраняемой части монастыря. Мазовецки и Несси рассмотреть его на подлете не успели, на этот раз он зашел сзади и не долетел до них метров двести пятьдесят. Услышав реддвеевское «Готовность номер один», они успели засечь только самый момент посадки. С их позиции происходящего за забором, огораживающим охраняемую часть, видно не было, один лишь вертолетный винт торчал сверху.
— Сбрасывает обороты, — прокомментировал Билл, — видимо, собираются долго возиться.
Он был абсолютно спокоен. Несси нервничала. Она надеялась, что все случится после закрытия музея, когда посетители уже разойдутся и вопрос о заложниках разрешится сам собой. Теперь все зависело от них. Даже хуже: от них и от множества случайных факторов, например, от того, успеет ли Реддвей или кто-то еще, наблюдающий ситуацию за забором, вовремя подать им сигнал к выдвижению.
— Слушай, Несси, а вдруг кто-нибудь перескочит через забор как раз в тот момент, когда мы будем бежать к музею? Или уже когда будем внутри?
— Он же под напряжением!
— Вырубят.
— Будем на бегу косить направо. А как войдем внутрь — остальное уже не наша забота. Подстрелят всех бегущих крыс, если догнать не смогут.
— Кто?
— Кончай, шеф не дурнее нас, у него в диспозиции все предусмотрено.
— Ты сама-то себе веришь?
«Хотелось бы, но не могу», — подумала Несси, но вслух не сказала, чтобы не соглашаться с Мазовецки.
— Есть радиоконтакт, — воскликнул связист, как только вертолет коснулся земли, и, опасаясь, что его не услышали, повторил: — Радиоконтакт, слушайте!
— Мы на месте.
Слышимость была вполне сносной.
— Чисто?
— Вроде чисто…
— Запеленговали? — хором спросили Реддвей и Турецкий.
Расторгуев тоже открыл было рот, но в последний момент сдержался.
— Нет. Необходимо еще три — пять секунд разговора.
Из подвала к вертолету вышли трое. В принципе на КП был телескопический микрофон, и все, что говорится на огороженной территории, можно было слушать, но в данный момент шум винтов заглушал все остальное. В вертолете также находились три человека. Пилот остался на месте, остальные, прикрывая лица руками,
Примерно через минуту винты остановились, из подвала показалась платформа, груженная ящиками. Три человека с видимым усилием подкатили ее к вертолету и начали загружать ящики на борт. Работали более или менее споро, но ящики наверх подавали по одному, поэтому процесс шел не слишком стремительно.
— Судя по тому, как они их ворочают, в каждом ящике килограмм двадцать, то есть не многим более двух миллионов. Если исходить из суммы в двести миллионов, получаем сто ящиков. В тачку помещается двадцать пять, итого: четыре ходки по четыре-пять минут. — Турецкий изложил свои подсчеты, но ни Реддвей, ни Расторгуев не отвечали, поглощенные созерцанием погрузочных работ.
— Первая партия на борту, — доложил голос из микрофона радиопеленгатора.
— Говорит пилот, — уточнил Расторгуев, — вижу хорошо, хоть по губам читай.
— Сколько?
— Шестьдесят. Четверть.
— Почти угадал, — сказал Реддвей, не отрываясь от наблюдения.
— Не угадал, а вычислил…
— Засекли, — доложил связист, — объект движется, очевидно, в автомобиле, расстояние семь миль к востоку, скорость тридцать — пятьдесят миль в час.
— Сейчас будет здесь, — потер руки Реддвей. — Всем дорожным постам! — Он включил очередное переговорное устройство. — Подозреваемый в машине в двенадцати километрах к востоку от Линдерхофа.
Загрузили еще одну тачку. Пилот доложил.
— Он едет мимо, — сказал связист. — Есть видеокартинка с вертолета радионаблюдения, но там на дороге слишком плотный поток машин. Прикажете спуститься ниже, чтобы попытаться засечь объект?
— Нет. Только спугнете. Он перестанет отвечать и еще, чего доброго, решит смыться без денег. Подождем. Никуда он от нас не денется.
Загрузили третью тачку, но Мефистофель так и не появился. На сей раз пилот ничего не доложил, и определить его местоположение было невозможно. Реддвей весь покрылся испариной и заметно трясся от напряжения. Турецкий нервно сжимал и разжимал кулаки, сам того не замечая. Только Расторгуев был более или менее спокоен.
Охранники выкатили последнюю тачку. Реддвей, сжав руки в замок и прикусив до крови губу, молчал.
— Осталось двадцать ящиков. — Расторгуев начал обратный отсчет. — Девятнадцать.
— Всем группам приготовиться! — скомандовал Реддвей.
— Десять ящиков. Девять. Восемь.
Пилот запустил двигатель.
— Внимание! — гаркнул Реддвей во весь голос. Опасаться, что возле вертолета его услышат, уже не приходилось.
— Радиоконтакт! — так же громко сообщил связист и вывел звук на полную громкость.
— Заканчиваем.
— Прекрасно. Буду через минуту.
— Он совсем близко, — невозмутимый связист тоже побледнел, и на лбу у него выступил пот, — полмили, едет сюда.