Кто сеет ветер
Шрифт:
Чикара не подозревал ничего. К дому он подошел, насвистывая веселую детскую песенку, готовясь сообщить отцу, что Суми-сан окончательно выздоровела и теперь каждый день гуляет в саду. Он хотел рассказать о своей встрече еще вчера, но, взволнованный отъездом матери и Хироси в деревню, совсем позабыл об этом. Сегодня решил сказать непременно. Однако, когда он отодвинул фусума [20] и увидел на белых циновках следы грязных ног, а еще дальше, в открытом кабинете отца, разбросанные на полу бумаги, газеты и книги, сразу помрачнел.
20
Фусума — внутренние раздвижные стены.
Комнаты были пусты. Вещи раскиданы в беспорядке. Почти все циновки перевернуты изнанками кверху или совсем отброшены в стороны. Видно было, что под ними что-то искали.
Некоторое время Чикара ошеломленно стоял один в пустом доме, не зная, что делать. Губы его смятенно вздрагивали, но он не плакал. Старушка соседка, неслышно появившаяся около сйодзи, подтвердила все его подозрения.
Да, приезжала полиция! Отец его арестован… Следить за имуществом и квартирой он поручил пока им, соседям. Матери надо срочно послать телеграмму, вызвать обратно, а Чикара, если отца не выпустят скоро, может находиться у них. Ночью, конечно, страшно одному мальчику в пустом доме. Время такое, что теперь и взрослым нельзя не бояться. Разве прежде люди так жили? Даже на магазины замков не вешали и не воровал никто. Да-а!.. Забыли японцы своих богов, свою древнюю веру, свою национальную честь, прельстились ложной иноземной культурой, оттого и жизнь теперь пошла прахом…
Старуха, вероятно, говорила бы очень долго, радуясь подходящему случаю поупражнять свое красноречие, если бы мальчик внезапно не перебил ее:
— Оттого… оттого!.. Много они понимают! Сажают людей зазря в тюрьмы!.. Папа же не преступник, не вор! Ему для журнала статьи писать надо…
Чикара потряс кулаком, стиснув зубы, и принялся за уборку комнат.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ярцева ввели в кабинет следователя по особо важным делам виконта Ито. Маленький подвижной человек, близкий к старости, встретил его с радушием гостеприимного хозяина.
— Сядьте, пожалуйста. Хотите курить?
Ярцев взглянул на него сверху вниз, небрежным жестом взял папиросу и молча сел в кресло. Следователь задал несколько быстрых вопросов, касавшихся отобранных у русского документов и записной книжки, перелистал мелко исписанные листы и вкрадчиво произнес:
— Следствию известно, что вы жили прежде на Яве. Прошу рассказать об этом подробно. Для каких целей вы плавали столько времени кочегаром, простым моряком? Кто вас послал туда?
Ярцев хмуро и молча сосал мундштук папиросы. На лбу его залегли жесткие складки.
— Ну-с, — усмехнулся Ито. — Я жду. Вам выгодно сказать правду.
Фальшивая его улыбка и тон раздражали.
— И что вы за глупости спрашиваете! — пробормотал Ярцев сердито. — На какой черт нужна вам моя биография?… Скажите лучше, где Эрна Сенузи? Куда вы ее увезли!.. Она же погибнет в вашей проклятой тюремной больнице!
— Зачем ругаться? —
— Вас… вас! — передразнил его Ярцев. — Идите вы к дьяволу и вместе со мной! Не обо мне речь.
Ито успокаивающе поднял вверх, к уровню груди, обе ладони.
— Ваша знакомая в прекрасных условиях. Ранение несерьезное.
— Правда?
— Правда.
Ярцев проглотил дым, отшвырнул папиросу, вытянул к столу ноги и внимательно оглядел кабинет.
— Ладно, допрашивайте. Я уже хладнокровен, как черепаха… Только зачем вам моя биография? Ничем я не знаменит и не умер.
Ито, вертя в руках кисточку, лукаво прищурил глаз.
— Следствию важно знать, где вы работали до Батавии?
— В Мексике. Помогал бывшему царскому консулу обогащаться. Чулки продавал на рынке.
— Чулки?… У консула?
— Именно. После большевиков пришлось дипломату лавчонку открыть, но а я вроде приказчика у него. Перекинешь на руку для образца и кричишь: «Ай медиас буэнос, де тодес колорес, а пезо! Мире, марчанте!» [21]
Он засмеялся. Ито неожиданно рассвирепел.
— Прошу говорить серьезно! Здесь следствие.
— Не шутя. Тем и существовали. Оба.
21
Есть хорошие чулки всех цветов по одному пезо! Смотри, покупатель!
Следователь ухмыльнулся.
— И на Яве чулки продавали?
— Нет, там работал электриком и шофером, потом болты на верфях клепал… Ну и на разных судах плавал.
— О да, нам известно, — быстро задвигал кисточкой Ито, записывая показания. — Перевозили коммунистическую литературу!
— Это вы зря. Хозяин нашего судна судьей там служил. Вроде как вы здесь… Контрабанду вот из Сингапура иногда перевозили. Бывало.
Следователь отложил кисточку, сделал серьезное лицо и наклонился грудью вперед.
Послушайте, — произнес он таинственно. — Офицеры нашего штаба тоже иногда работают боями, парикмахерами, комиссионерами… И мы с вами знаем для какой цели… У вас, конечно, есть сведения о сингапурской военной базе и голландских колониях. Мы щедро заплатим.
Ярцев опять рассмеялся.
— Вы что же… принимаете меня за шпиона?
— Вы хорошо образованы. Такие люди толкаются на низах не без смысла.
— Вот что, уважаемый, — сказал Ярцев. — Если вы станете искать в моих действиях того, что называется смыслом, или ловить меня на противоречиях, ничего из этого не выйдет.
Ито нажал кнопку звонка.
— Что же, у вас будет время подумать, — оскалил он в злобной насмешке зубы, делая вошедшему конвоиру знак отвести заключенного обратно в тюрьму.
— Табаку мало! — сказал мрачно Ярцев.
Следователь снял с рычажков телефонную трубку,
— Моси-моси… Два-четырнадцать… Табак без ограничения!
— То-то! — проворчал Ярцев.
Он повелительно отстранил полицейского, засунул руки в карманы и важно вышел из кабинета, сопровождаемый двумя конвоирами, точно почетной стражей.