Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 5
Шрифт:
Яков Алексеевич начал с интересом разглядывать книжную полку. Про вход в секретную баню майор знал ещё до её открытия, русской парной особо не увлекался и совершенно спокойно отнёсся к тайным оздоровительным процедурам офицеров полка с проверяющими. Вот если бы прапорщик начал водить немок в баню — разговор был бы совсем другой и совсем в другом месте. Но, такой информации в особый отдел не поступало, да и Кантемиров не дурак, чтобы так подставляться по глупости. С его-то деньгами…
Яшкин нашёл знакомую книжку, улыбнулся и вытащил из полки Уголовный
— Студент Кантемиров, а что ты можешь сказать про статью 88?
— Тяжкая статья из разряда государственных преступлений, — хозяин дома оторвался от увлекательнейшего занятия раскладывания на большой тарелке бутербродов с сыром и колбасой через раз и удивлённо посмотрел на особиста. К чему такой вопрос?
Майор взглянул на красиво разложенную закуску к чаю и крепко заваренный парящий напиток в интеллигентных фарфоровых чашках, быстро запихнул УК на место и присел к столу.
— Садись, студент. Пятёрка! — гость жадно глотнул горячий чай и потянулся за бутербродом с колбасой. — И, кстати, сесть ты можешь надолго. Лет на пять минимум. Санкцию статьи знаешь?
— Не понимаю я вас, товарищ майор, — Кантемиров быстро прожевал бутерброд с сыром и запил чаем.
— Прапорщик, сегодня первую официальную часть нашего с тобой марлезонского балета мы провели хорошо. И с этой грёбаной приставкой ты поступил правильно. Не стал выёживаться. К столу вот пригласил. И это хорошо, — Яков Алексеевич смотрел в глаза Тимуру. — А теперь поговорим про «плохо». Но, запомни — этого разговора между нами никогда не было. И сегодня я прибыл на стрельбище только из-за этой телевизионной приставки. Всё понял?
— Товарищ майор, сейчас будет разговор, которого нет, и никогда не было.
— Точно сказал, студент. На пятёрку, — улыбнулся контрразведчик.
— А я уже начинаю привыкать к такому общению, — начальник стрельбища вспомнил коменданта гарнизона…
— Значит, у тебя не первый несуществующий разговор, — Яшкин захватил со стола очередной бутерброд. — А молчать ты умеешь. И это тоже гут. Прапорщик, давай чай допьём спокойно, больно уж у тебя всё вкусно и красиво. А затем прогуляемся на свежем воздухе.
Начальник стрельбища кивнул и начал готовиться к разговору, которого не будет, нет, и никогда не было. Раз разговора нет и не было, значит — про КГБ… Ох уж эти контрразведчики…
Надо будет гулять с Яшкиным подальше от схрона под силовым кабелем. То-то же особист тонко намекал в машине про последние деньги. Не надо было солдатам «Кабинет» за пять марок покупать. Купил бы тот же «Беломор-канал» за две марки, им-то какая разница? И о чём таком «плохом» решил поговорить с ним начальник особого отдела полка? Хотя, чего хорошего можно ждать от разговора с особистами, если они спрашивают про 88 статью Уголовного Кодекса?
Вопросы вертелись в голове прапорщика и не находили ответа. Майор полностью переключился на чай с бутербродами, Кантемиров старался не отставать. Допили чай, штук пять бутербродов оставили Чубареву и вышли на разговор.
Начальник
Контрразведчик, по ходу движения, посмотрел на прапорщика и сказал:
— Знаешь, Кантемиров, буквально на днях я разговаривал с одним спортсменом, — Яшкин задумался. — Назовём его Шахматист.
— Хороший вид спорта, товарищ майор. Умный, — согласился боксёр с началом несуществующей беседы.
— Так вот, этот Шахматист рассказал мне занятную историю про одного военнослужащего из соседнего гарнизона, — особист указал на скамейки перед Центральной вышкой, начальник стрельбища согласно кивнул. Беседующие стороны несуществующего разговора присели рядом.
Майор оглянулся вокруг, вздохнул полной грудью свежий воздух стрельбища и продолжил:
— Значит так. Жил да был один шебутной военнослужащий из соседнего гарнизона. Жил, не тужил, да разными вещами с радиоаппаратурой приторговывал. И на этом немного деньжат скопил. Да всё ему, стервецу, мало было. И захотел этот ухарь с соседнего гарнизона ещё больше денег на валюте поднять, — особист сделал паузу и посмотрел на своего слушателя.
Тимур замер и весь превратился в своё распухшее ухо. Опытный контрразведчик хорошо понимал, что сейчас творится в душе этого «ухаря из соседнего гарнизона», поэтому выдержал ещё несколько секунд и продолжил:
— Кантемиров, и ты представляешь — этот деятель не придумал ничего лучшего, как мотаться в Восточный Берлин, и там, в одном ресторане, прямо рядом с Берлинской стеной, покупать у югославов с Западного Берлина дойчмарки в больших количествах, а затем продавать валюту арабам в Лейпциге. Что скажешь прапорщик? Умный оказался ход у этого военнослужащего Советской Армии?
— Товарищ майор, для таких поездок нужно время.
— Правильно мыслишь, прапорщик. Наш Шахматист с коллегами, видимо с другими такими же шахматистами, рассчитали время поездок туда и обратно по немецкому расписанию поездов, и в итоге вычислили, что этот нехороший военнослужащий выезжает в Берлин обычно в субботу ближе к вечеру, закупается валютой, утром он уже в Лейпциге, скидывает западные деньги, и к вечеру воскресенья валютчик уже дома. Что на это скажешь, прапорщик?
— Товарищ майор, нам всем запрещено ездить в Восточный Берлин. Кругом патрули из офицеров и прапорщиков, которых инструктируют на поведение и внешний вид советских военнослужащих и их жён. Потом, на всех вокзальных переходах есть секретные комнаты с зеркальными стёклами, через которые специально обученные солдаты и прапорщики фиксируют наших граждан. Не так нам, русским, просто прогуляться по Берлину. С нашего полка только один Патя смог.
— Прапорщик, про рядового Патрикеева лучше молчи. Не сыпь мне соль на боевые раны… Откуда знаешь про патрули и специальные комнаты?