Кто стоял за спиной Сталина?

Островский Александр Владимирович

Основная информация о деятельности революционного подполья поступала в жандармские управления, охранные отделения и Департамент полиции по трем каналам: через филеров (внешнее наблюдение), тайную агентуру (внутреннее наблюдение) и «черные кабинеты» (перлюстрация). В местных органах политического сыска эта информация закреплялась, перерабатывалась и представлялась в Департамент полиции. На ее основе принимались соответствующие оперативные решения.

Деятельность губернского жандармского управления регламентировалась «Положением о корпусе жандармов», которое было утверждено в 1867 г. ^{34} , а также должностными циркулярами ^{35} . Деятельность розыскных и охранных отделениий

определялась «Положением о начальнике розыскного отделения», утвержденным 12 августа 1903 г. ^{36} , «Положением о районных охранных отделениях», утвержденным 14 декабря 1906 г., «Положением об охранных отделениях», утвержденным 9 февраля 1907 г. ^{37} , и соответствующими должностными инструкциями, из которых наиболее важное значение имели инструкции о наружном наблюдении и о секретных сотрудниках ^{38} .

«В канцелярии начальника розыскного отделения, — говорилось в „Положении о начальниках розыскных отделений“, — должны вестись по установленным на сей предмет образцам: а) регистрация данных наблюдения: агентурные записки, дневники наблюдения с соответствующими сводками, б) книга денежной отчетности, в) дела по переписке и г) листовой алфавит лиц, сведения о коих имеются в отделении» ^{39} . Этот пункт с некоторой конкретизацией и дополнениями вошел в «Положение об охранных отделениях» ^{40} .

Долгое время важнейшим источником сбора информации органами политического сыска являлось наружное наблюдение, позволявшее судить о контактах отдельных лиц между собой. Оно регламентировалось «Инструкцией филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений», утвержденной в октябре 1902 г. ^{41} , а затем «Инструкцией начальникам охранных отделений по организации наружного наблюдения» ^{42} и «Особой инструкцией» для филеров ^{43} , которые были разосланы на места 10 февраля 1907 г. ^{44} .

«Все сведения по наружному наблюдению за каждым отдельным лицом, — читаем мы в инструкции 1907 г., — записываются филерами ежедневно в вечерние рапортички. В дальнейшем сведения по наблюдению за лицами, принадлежащими к одной и той же организации, переписываются и соединяются в дневники наблюдения за определенный период времени (форма Б). При этом прежде внесения в дневник сведения выверяются соответственно позднейшим данным и делаются установки лиц и домов, которые в день наблюдения не были выяснены» ^{45} .

«Сводки к дневникам наблюдения (без дневников), — говорится в инструкции далее, — к 5-му числу каждого месяца начальники охранных отделений представляют в районные охранные отделения, в Департамент же полиции представляются ими ежемесячно к 5-му числу следующего за отчетным месяца списки лиц, проходивших по наблюдению в этом месяце, по каждой организации отдельно, с полной установкой наблюдаемых (фамилия, имя, отчество, звание, лета, вероисповедание, занятие, кличка по наблюдению и в организации) и кратким указанием причин, вызвавших наблюдение. Наиболее серьезным (центральным) лицам следует давать вкратце характеристику в особом примечании к этому списку» ^{46} .

Если первоначально главным источником информации было наружное наблюдение, то в начале XX в. на первый план выдвигается внутренняя агентура.

Объясняя причины этого, один из современных исследователей А. Левандовский пишет: «В сущности, в основе провокации, принятой в качестве главного средства борьбы с революционным движением, лежала исполненная глубокого пессимизма мысль о невозможности искоренить это движение целиком и полностью. Сколько ни хватай, всех не перехватаешь. В конце XIX — начале XX в. любой дельный охранник неизбежно должен был прийти

к подобному печальному выводу. На место десятков арестованных, сосланных, заключенных в тюрьмы деятелей подполья проклятая неблагополучная русская действительность выдвигала сотни новых; разгромленные кружки и организации возрождались и продолжали свою работу с еще большим размахом. Хорошо усвоив эту закономерность, руководители… охранки ставили перед собой задачу не уничтожить подполье, а взять его под свой контроль, добиться возможности манипулировать им по своему усмотрению» ^{47} .

До сих пор вопрос о том, как складывалась и развивалась агентурная деятельность, какими и с какого времени нормативными документами она регламентировалась, в научной литературе остается открытым. Первый по времени подобный документ, который удалось обнаружить в фонде Департамента полиции, это «Краткое руководство для заведования внутренней агентурой» (1906 г.) ^{48} . Позднее была разработана и в 1907 г. утверждена «Инструкция о работе с внутренней агентурой» ^{49} . Однако она не давала ответа на многие вопросы, которые возникали в розыскной деятельности. Поэтому в 1908 г. Московское охранное отделение предприняло попытку создания собственной инструкции о работе с секретными сотрудниками ^{50} . Работа по совершенствованию инструкции 1907 г. велась и в Департаменте полиции, но вплоть до 1917 г. завершена не была. В то же время на протяжении 1907–1917 гг. появилась целая серия циркуляров, которые дополняли действовавшую инструкцию и уточняли некоторые ее положения ^{51} .

Впервые отдельные ее фрагменты появились в печати в 1917 г., после февральского переворота ^{52} , а полный ее текст был опубликован в 1941 г. в предназначенном для служебного пользования и поэтому долгое время являвшемся почти недоступном для исследователей издании «Заграничная агентура Департамента полиции. Записка С. Сватикова и документы Заграничной агентуры» (М., 1941. С. 121–131) ^{53} . И только в самое последнее время, после того как были открыты многие архивные спецхраны, З. И. Перегудовой удалось опубликовать проект департаментской инструкции 1907 г. ^{54} , а также инструкцию Московского охранного отделения 1908 г. ^{55} .

Из этих нормативных документов явствует, что тайная агентура подразделялась на секретных сотрудников («агентов внутреннего наблюдения»), осведомителей («вспомогательных агентов») и так называемых штучников ^{56} . Секретные сотрудники, как правило, являлись участниками противоправительственных организаций и за свою деятельность получали ежемесячное жалованье. В качестве осведомителей выступали дворники, швейцары, официанты, трактирщики и т. д., которые давали информацию на «общественных началах». Штучниками называли лиц, которые были близки к революционному подполью, но, в отличие от секретных сотрудников и осведомителей, давали информацию нерегулярно, т. е. от случая к случаю, и по этой причине получали не жалованье, а одноразовое вознаграждение, размер которого зависел от важности сообщенной информации.

Давалась ли секретным сотрудником при поступлении на службу расписка, установить пока не удалось. В 1932 г. в книге Л. П. Меньшикова «Охрана и революция» была опубликована исповедь провокатора, фамилию которого автор не пожелал раскрывать. В ней говорилось: «Одним из главных условий приема в секретные сотрудники охраны является письменный акт отречения — так сказать, запродажная расписка в виде ли откровенных показаний или прошения о помиловании, или ходатайства о приеме на службу и т. д.» ^{57} . Это значит, что органы политического сыска стремились иметь документ, который отрезал бы секретному сотруднику дорогу назад.