Кто стучится в дверь
Шрифт:
Он с сожалением отложил в сторону великолепную английскую книгу об иерусалимских алхимиках – кофе был допит, до заседания кафедры оставалось меньше тридцати минут.
Борис Иванович натянул пальто с котиковым воротником, шапку-пирожок из нерпы, надел ботинки, предварительно вытащив из них немецкие деревянные распорки.
Хлопнула входная дверь, сын Бориса Ивановича открыл глаза, но перед ними была только муть, ничего интересного. Он сжал челюсти, стараясь не расплескать накопившуюся внутри тошноту…
У дверей кафедры Бориса Ивановича
– Господин Мордовских? – довольно развязно сказал человек в пуховике. – Я из милиции.
«Все должно было кончиться именно этим! – Борис Иванович задержал дыхание, чтобы успокоить сердце, внезапно скакнувшее куда-то вбок. – На чем-то попался, подонок!» Слов «я из милиции» он ждал последние двадцать пять лет, только думал, что их произнесет человек, одетый более официально.
– Что он натворил? – с ненавистью спросил Борис Иванович. – Вы, кстати, выбрали неудачное время. У меня сейчас заседание кафедры.
– Может, кафедра подождет? – Человек снял шапку и нахально улыбнулся. – Я вообще-то при исполнении.
– Он вообще-то совершеннолетний, – сказал Мордовских. – Знаете, надоело: то кредиторы, то беременные дамочки, сильно смахивающие на проституток, то коллеги-сатанисты… Я понимаю, что это мой крест, но хотелось бы нести ответственность только перед Богом. Государство могло бы оставить меня в покое: по-моему, у нас отец за сына не отвечает. За тридцатилетнего сына, прошу отметить!
Человек в пуховике с большим интересом выслушал эти слова – было видно, что он делает зарубки на память.
– Не знал, что у вас проблемы с сыном. Могли бы сообщить это сразу, – произнес он.
Мордовских удивленно посмотрел на него.
– Кому сообщить? Вы по какому поводу пришли?
– Да все по тому же. По поводу письма. «Старый дурак!» – мысленно поморщился Мордовских.
– А что с письмом? – спросил он. – Вам не лень заниматься такой ерундой?
Аникеев глядел на него добродушно и снисходительно, но в душе матерился такими словами, что старикана бы разбил инсульт, если бы он их услышал. «Надо же! У человека сын-сатанист, а наши специалисты хреновы даже не удосужились выяснить это! Просто спихнули дело и все! Терроризм! Какой, к черту, терроризм?! Это сынок, измученный кредиторами и беременными дамочками, решил подсыпать папе мышьяка, чтобы решить свои денежные проблемы! Вот прекрасная кандидатура!»
– Он ведь с вами живет? – спросил Аникеев.
– Да, но это к делу не относится…
– Борис Иванович, нам без вас начинать? – осторожно спросила аспирантка, высовываясь из-за двери.
– Начинайте, – устало кивнул он. – Пойдемте. – Это он сказал уже Аникееву. – Давайте сядем в свободной аудитории и закроем эту тему раз и навсегда.
Они прошли по тихому коридору, дергая двери. Наконец, одна поддалась, они зашли в обшарпанный кабинет – оказалось, лингафонный – сели друг напротив друга: Борис Иванович привычно занял
– Это правда, что вы собираете книги по колдовству? – спросил Аникеев.
– Можно и так сказать, – равнодушно согласился Борис Иванович.
– Тогда какие могут быть претензии к сыну?
– В смысле?
– Вы сказали: «коллеги-сатанисты».
– Я так и думал! – зло отозвался старик. – Приходит такое… официальное лицо в китайском пуховике и начинает навешивать ярлыки!
– Он не китайский.
– Кто?
– Мой пуховик. Он финский.
– Какая разница!
– Ну, тоже получается ярлык…
«А парень не очень похож на милиционера», – вдруг подумал Борис Иванович. Ему захотелось проверить документы, но он снова почувствовал страшную усталость, накрывающую его в любой ситуации, связанной с сыном.
– Я занимаюсь историей Средних веков, – сказал он. – Люди этого периода жили в полной уверенности, что колдовство реально. Ничего особенного в моем увлечении нет. Это не означает, что я сам занимаюсь колдовством или верю в него. Я исследую самую важную часть жизни средневековых людей. Как бы вам это попроще… – (Собеседник смотрел на него немного насмешливо). – Через сто лет историки, изучающие Советский Союз, будут собирать книги по марксизму-ленинизму не потому, что сами будут большевиками, а чтобы лучше понять нас…
– Я и не сомневался, что вы не верите в колдовство, – сказал Аникеев. – Заведующий кафедрой, бывший член партии, надо думать…
– Я и сейчас коммунист. Правда, среди коммунистов встречаются такие мистики, что диву даешься… Дело не в этом.
– У вас проблемы с сыном, – перебил Аникеев. – И вы не сказали об этом милиции, когда вас допрашивали по поводу письма.
– А почему я должен был об этом говорить?
– Но это ведь логично. Вы получаете письмо с угрозами, содержащее к тому же мышьяк…
– Это был мышьяк? – неожиданно оживился Мордовских.
– Да. Вы не знали?
– Откуда? Получив письмо и увидев белый порошок, я вызвал милицию. Меня, как вы говорите, допросили. Все. Откуда мне знать, что белый порошок – это мышьяк? Я не химик, не агроном.
– Но, тем не менее, вы предполагали, что в конверте – яд?
– Не то чтобы сразу яд… Просто удивился, еще несколько секунд смотрел на него и думал: что бы это могло быть? Потом вспомнил какие-то телесюжеты. Про Америку, что ли… Даже пронеслось в голове: могут ли так выглядеть споры сибирской язвы. Как они вообще выглядят?
– Вначале вы увидели порошок? – уточнил Аникеев.
– Да, я же говорю…
– А потом прочитали письмо? Борис Иванович помрачнел.
– Потом я сходил в ванную и помыл руки.
– А потом прочитали письмо? – снова спросил Аникеев.
Мордовских молчал. Аникеев вздохнул.
– Борис Иванович, – сказал он. – Потом вы прочитали письмо, и порошок перестал вас интересовать. Вы решили, что это сделал сын. В таких случаях человеку свойственно скрываться от правды, а не искать ее…
– Это верно…